«Добрый человек из Сезуана». Юрий Бутусов

Бертольд Брехт

Добрый человек из Сычуани

Пьеса-парабола

В сотрудничестве с Р. Берлау и М. Штеффин

Перевод Е. Ионовой и Ю. Юзовского

Стихи в переводе Бориса Слуцкого

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Ван - водонос.

Три бога.

Ян Сун - безработный летчик.

Госпожа Ян - его мать.

Вдова Шин.

Семья из восьми человек.

Столяр Лин То.

Домовладелица Ми Дзю.

Полицейский.

Торговец коврами.

Его жена.

Старая проститутка.

Цирюльник Шу Фу.

Официант.

Безработный.

Прохожие в прологе.

Место действия: полуевропеизированная столица Сычуани.

Провинция Сычуань, в которой были обобщены все места на земном шаре, где

человек эксплуатирует человека, ныне к таким местам не принадлежит.

Улица в главном городе Сычуани. Вечер. Водонос Ван представляется публике.

Ван. Я здешний водонос - торгую водой в столице Сычуани. Тяжелое ремесло! Если воды мало, приходится далеко ходить за ней. А если ее много, заработок мал. И вообще в нашей провинции большая нищета. Все говорят, что если кто еще способен нам помочь, так это боги. И вот представьте себе мою радость, когда знакомый торговец скотом - он много разъезжает - сказал мне, что несколько виднейших наших богов уже находятся в пути и их можно ожидать в Сычуани с часу на час. Говорят, небо сильно обеспокоено множеством жалоб, которые к нему поступают. Уже третий день, как я дожидаюсь здесь у городских ворот, особенно под вечер, чтобы первым приветствовать гостей. Позднее вряд ли это мне удастся. Их окружат высокопоставленные господа, попробуй к ним тогда пробиться. Как бы их только узнать? Они появятся, наверно, не вместе. Скорее всего по одному, чтобы не слишком обращать на себя внимание. Вот эти не похожи на богов, они возвращаются с работы. (Внимательно смотрит на проходящих мимо рабочих.) Плечи у них согнулись от тяжестей, которые они таскают. А этот? Какой же он бог - пальцы в чернилах. Самое большее служащий цементного завода. Даже те два господина...

Мимо проходят двое мужчин.

И те, по-моему, - не боги. У них жестокое выражение лица, как у людей, привыкших бить, а богам нет в этом необходимости. А вот там трое! Как будто - другое дело. Упитанны, ни малейшего признака какого-либо занятия, башмаки в пыли, значит, пришли издалека. Они - они! О мудрейшие, располагайте мной! (Падает ниц.)

Первый бог (радостно). Нас здесь ждут?

Ван (дает им напиться). Уже давно. Но только я один знал о вашем прибытии.

Первый бог. Мы нуждаемся в ночлеге. Не знаешь ли ты, где бы нам пристроиться?

Ван. Где? Везде! Весь город в вашем распоряжении, о мудрейшие! Где пожелаете?

Боги многозначительно смотрят друг на друга.

Первый бог. Хотя бы в ближайшем доме, сын мой! Попытаемся в самом ближайшем!

Ван. Меня только смущает, что я навлеку на себя гнев власть имущих, если отдам особое предпочтение одному из них.

Первый бог. Потому-то мы и приказываем тебе: начни с ближайшего!

Ван. Там живет господин Фо! Подождите минутку. (Подбегает к дому и стучит в дверь.)

Дверь открывается, но видно, что Ван получает отказ.

(Робко возвращается.) Вот неудача! Господина Фо, как назло, нет дома, а слуги ни на что не решаются без его приказания, хозяин очень строг! Ну и взбесится же он, когда узнает, кого не приняли в его доме, неправда ли?

Боги (улыбаясь). Безусловно.

Ван. Еще минуту! Дом рядом принадлежит вдове Су. Она будет вне себя от радости. (Бежит к дому, но, видимо, снова получает отказ.) Я лучше справлюсь напротив. Вдова говорит, что у нее только одна маленькая комнатка, и та не в порядке. Сейчас же обращусь к господину Чену.

Второй бог. Нам хватит маленькой комнатки. Скажи, что мы ее займем.

Ван. Даже если она не прибрана, даже если в ней полно пауков?

Второй бог. Пустяки! Где пауки, там мало мух.

Третий бог (приветливо, Вану). Иди к господину Чену или еще куда-нибудь, сын мой, пауки, признаться, мне не по душе.

Ван снова стучится в какую-то дверь, и его впускают.

Ван (возвращаясь к богам). Господин Чен в отчаянии, его дом полон родни, и он не осмеливается показаться вам на глаза, мудрейшие. Между нами, я думаю, среди них есть дурные люди, и он не хочет, чтоб вы их видели. Он страшится вашего гнева. В этом все дело.

Третий бог. Разве мы так страшны?

Ван. Только для недобрых людей, не правда ли? Известно же, что жителей провинции Кван десятилетиями постигает наводнение - кара божья!

Второй бог. Вот как? И почему же?

Ван. Да потому, что все они безбожники.

Второй бог. Вздор! Просто потому, что они не чинили плотину.

Первый бог. Тсс! (Вану). Ты все еще надеешься, сын мой?

Ван. Как можно даже спрашивать такое? Стоит пройти еще один дом, и я найду для вас жилье. Каждый пальчики себе облизывает в предвидении, что примет вас у себя. Неудачное стечение обстоятельств, понимаете? Бегу! (Медленно отходит и нерешительно останавливается посреди улицы.)

Второй бог. Что я говорил?

Третий бог. И все-таки, думаю, это простая случайность.

Второй бог. Случайность в Шуне, случайность в Кване и случайность в Сычуани. Страха божьего нет больше на земле - вот истина, которой вы боитесь смотреть в лицо. Признайте, что наша миссия потерпела фиаско!

Первый бог. Мы еще можем натолкнуться на доброго человека. В любую минуту. Мы не должны сразу отступаться.

Третий бог. Постановление гласило: мир может оставаться таким, как он есть, если найдется достаточно людей, достойных звания человека. Водонос сам такой человек, если только я не обманываюсь. (Подходит к Вану, который все еще сюит в нерешительности.)

Второй бог. Он обманывается. Когда водонос дал нам напиться из своей кружки, я кое-что заметил. Вот кружка. (Показывает ее первому богу.)

Первый бог. Двойное дно.

Второй бог. Мошенник!

Первый бог. Ладно, он отпадает. Ну и что ж такого, если один с гнильцой? Мы встретим и таких, которые способны жить достойной человека жизнью. Мы обязаны найти! Вот уже два тысячелетия не прекращается вопль, так дальше продолжаться не может! Никто в этом мире не в состоянии быть добрым! Мы должны наконец указать на людей, которые могут следовать нашим заповедям.

Над пьесой-параболой о добром человеке Б. Брехт работал в общей сложности на протяжении двенадцати лет. Первоначальный замысел относится к 1930 г. - в то время пьеса должна была называться «Товар любовь» («Die Ware Liebe» - по-немецки это сочетание носит двусмысленный характер, оно может быть понято на слух и как «Истинная любовь»). В 1939 г. в Дании Брехт вернулся к старому наброску, содержавшему пять сцен. В мае 1939 г. в Лидинге (Швеция) был закончен первый вариант. Два месяца спустя, в июле, Брехт начал переделывать первую сцену, - последовала коренная переработка текста всей пьесы. Через год драматург вернулся к ней, надеясь завершить работу в апреле 1940 г. Но 11 июня он записал в дневнике: «В который раз я вместе с Гретой слово за слово - пересматриваю текст „Доброго человека из Сычуани“». В августе Брехт начинает сомневаться в центральной пружине своей драмы: достаточно ли ясно он показал, «как легко девушке быть доброй, и как ей трудно - быть злой». Еще полгода спустя были написаны последние стихи, вошедшие в текст пьесы: «Песня о дыме», «Песня о восьмом слоне», «Терцет богов, улетающих на облаке». И все-таки Брехт не считал работу завершенной. «Нельзя быть уверенным, что пьеса готова, пока ее не испробуешь на театре», - замечал он. Наконец, в апреле 1941 г. Брехт, уже в Финляндии, констатировал, что пьеса завершена.

По словам Брехта, толчок к написанию пьесы он получил, прочитав заметку в газете.

В основном Брехт сохранил первоначально задуманный сюжет, но объективировал рассказ водоноса, превратив его объяснения в сказочное драматическое действие. Таким образом, пьеса первоначально задуманная как бытовая драма, приобрела форму драматической легенды, фантастической пьесы-параболы. Анекдотическое происшествие в Сычуани Брехт драматургически обработал, представив его как бы с точки зрения водоноса Вана. Для правильного восприятия параболы зритель должен усвоить эту наивно-поэтическую точку зрения.

Первая постановка состоялась 4 февраля 1943 г. в Цюрихе (Швейцария). Режиссер - Леонгард Штеккель, художник - Тео Отто. Некоторое время спустя пьесу поставил другой швейцарский театр в Базеле, премьера 10 марта 1944 г. Режиссер - Леонгард Штеккель, художник - Эдуард Гунцингер, композитор - Фрю. Роль Шен Де исполняла Фридль Вальд. Только через восемь с лишним лет спектаклем во Франкфурте-на-Майне началась история немецкого «Доброго человека» (премьера 16 ноября 1952 г.). Спектакль был поставлен режиссером Гарри Буквицей как драматическая сказка, художник - тот же Тео Отто, который участвовал в создании цюрихского спектакля. Отто установил на подмостках несколько высоких красных шестов, по которым скользили плетеные квадратные циновки, они ограничивали разнообразные сценические площадки. В роли Шен Де с успехом выступила Сольвейг Томас, Вана играл Отто Роувель, Ян Суна - Арно Ассман, цирюльника - Эрнствальтер Митульски. Театральная критика, отмечая художественную целостность спектакля и своеобразную трактовку ряда ролей, в частности Вана-философа и зловеще-комического цирюльника, признала франкфуртский спектакль одним из значительнейших театральных событий за послевоенные годы.

Наиболее известны спектакли других театров Западной Германии:

Вупперталь, 1955 г. Режиссер - Франц Рейхерт, художник - Ганна Иордан. В ролях: Шен Де - Зигрид Маркард, Вана - Хорст Тапперт. Боги и цирюльник в этом спектакле были в масках.

Шлезвиг, 1955 г. - спектакль, патронируемый, как ни странно, Евангелической академией. Режиссер - Хорст Гнеков, художник - Рудольф Сойка. В роли Шен Де - Ильзелоре Мене.

Ганновер, 1955 г. Режиссер - Курт Эрхардт, художник - Эрнст Руфер. В роли Шен Де - Марилена фон Бетман. В последнем спектакле критика отмечала известную эклектичность оформления (сочетание условной бамбуковой панорамы с натуралистической водосточной трубой, где спит водонос Ван) и небрехтовскую игру Бетман, которая так естественно проникалась ласковой добротой Шен Де, что не могла перейти к суровости двоюродного брата.

Событием в театральной жизни Германии явилась нашумевшая постановка «Доброго человека» в мюнхенском театре «Каммершпиле», премьера состоялась 30 июня 1955 г. Режиссер спектакля - Ганс Швейкарт (критик В. Кияулейн зло писал в «Мюнхенер Меркур», что Швейкарт был так растроган происходившим на сцене, что порой забывал двигать действие дальше), художники - Каспар Неер, в оформлении которого сочетались лиризм и обнаженная условность (в глубине сцены - крыши домов, над которыми плавали стилизованные облака, - и несущее богов облако, спускавшееся с колосников на открытых зрителю толстых канатах), и Лизелотта Эрлер (костюмы). Роль Шен Де исполняла Эрни Вильгельми, Ян Суна - Арно Ассман (игравший ту же роль во Франкфурте), матери Ян Суна - известная актриса Тереза Ризе, одна из лучших исполнительница роли мамаши Кураж, Вана - в то время уже семидесятилетний Пауль Бильдт (это была одна из последних и лучших ролей крупного немецкого актера, умершего в 1957 г.). Постановку консультировал Брехт (см. сообщение газеты «Abendzeitung» от 3 апреля 1955 г.), прибывший в Мюнхен вместе с Еленой Вайгель. В прессе вокруг спектакля вспыхнула полемика: «Munchener Merkur» осуждала «агитационный» характер брехтовской драматургии и постановки «Каммершпиле», другие газеты опровергали эту предвзятую точку зрения, отмечали высокую поэтичность пьесы-параболы, проникновенную игру Эрни Вильгельми («Frankfurter Allgemeine», 5 июня) и работу режиссера и художника («Bayerisches Yolksecho», 8 июля).

Первой постановкой в ГДР был спектакль «Фолькстеатра» в г. Ростоке (апрель 1956 г.), поставленный учеником Брехта Бенно Бессоном в аскетическом оформлении Вилли Шредера, с участием Кете Рейхель в роли Шен Де. Критика отмечала, что в качестве Шой Да она была несколько гротескна, напоминала Чаплина, но девушку играла с потрясающей сердечностью («Deutsche Kommentare», Штуттгарт, 1956, 26 мая). Успех ее объясняли не только тем, что она прошла брехтовскую школу актерского искусства, но и глубоким лиризмом исполнения («Nazionalzeitung», Базель, 8 июня). «Берлинский ансамбль» поставил «Доброго человека» уже после смерти Брехта. Режиссер - Бенно Бессон, художник - Карл фон Аппен, с участием той же Кете Рейхель. В этом спектакле (премьера 5 сентября 1957 г.) была подчеркнута социальная сущность драмы - так, в картине табачной фабрики вся сцена была забрана высокой тюремной решеткой. Спектакль в Лейпциге (1957–1958 гг., режиссер - Артур Йопп, художник - Бернгард Шредер, в роли Шен Де - Гизела Морген) был выдержан в стиле условного театра и пользовался значительным успехом. С 1956 по 1962 г. пьеса была поставлена в десяти театрах ГДР.

Большую сценическую историю «Добрый человек» имеет и за пределами Германии. Еще за три года до франкфуртской постановки состоялся спектакль, поставленный американскими студентами «Кернеджи колледж оф файн артс» в Питсбурге (1949 г., перевод Э. Бентлея, режиссер - Лоуренс Kappa). За ним последовали студенческие постановки в университетах Миннесоты и Иллинойса. Большую известность приобрел нью-йоркский спектакль в театре «Феникс» (1957 г., художник - Тео Отто) с Утой Гаген в главной роли (по отзыву критика, она «уловила плакатный характер роли и только после исчезновения богов дала волю чувствам»). В декорациях того же Тео Отто пьеса шла в Лондоне в 1956 г. Режиссер - Джордж Девайн. В роли Шен Де - Пегги Ашкрофт. Блестящим - по единодушной оценке прогрессивной критики - был спектакль миланского «Пикколо Театро». Премьера в феврале 1958 г. Режиссер - знаменитый Джордже Штрелер, художник - Лучиано Домиани. Исполнительница главной роли - Валентина Фортуната, в роли Вана - Моретти. В этом спектакле сцена была почти совсем пустой, лишь некоторые намеки на дом или дерево заменяли декорации, и боги, спускавшиеся на облаке, были разодеты в яркие шелковые одежды, как театральные генералы, с длинными белыми бородами (см. рецензию Г. Зингера в «Frankfurter Allgemeine» от 28 февраля 1958 г.).

Во Франции «Добрый человек» был впервые показан гастролировавшим в Париже театром «Хакамери» из Тель-Авива (Израиль) на языке иврит (1957–1958). Позднее, в 1960 г., в Париже пьесу поставил Национальный Народный театр (ТИП). Премьера состоялась в декабре. Перевод Женевьевы Серро и Жанны Стерн.

Режиссер - Андре Штейгер под руководством Жана Вилара, художник - Андре Аккар. Исполнители - Мишель Надаль (Шен Де) Морис Гарель (Ян Сун), Жиль Леже (Ван), Этот спектакль стал рубежом в истории одного из лучших театров Франции. В программе, выпущенной театром, каждая сцена сопровождалась моралью. Например, к сцене VIII: «Почему не возвыситься над другими, если они гнут спину?» или к сцене X, последней: «Если мир несправедлив, единственное, что справедливо - это изменить его». Пресса единодушно отмечала значительность пьесы и спектакля. Критик газеты «Lettres francaises» от 1 декабря 1960 г. писал: «…Андре Штейгер со всем возможным тщанием выявил для зрителя истинный смысл пьесы и сумел найти средства выражения, максимально близкие к тем, которые Брехт считал лучшими для исполнения его драматургии. Штейгер сделал это с глубоким пониманием, стремясь не копировать, не подражать, не механически применять готовые рецепты, но найти самый дух брехтовской эстетики». Жан-Альбер Картье в «Beaux-Arts» от 20 января 1961 г. писал: «Андре Аккар выдержал декорации и костюмы в замечательной коричневой гамме. В успехе спектакля его доля велика».

В качестве одного из последних ярких сценических воплощений «Доброго человека» следует назвать спектакль, поставленный на сцене Института изучения театрального искусства при Нью-Йоркском университете (премьера - 10 марта 1963 г.) под руководством Герта Веймана, бывшего прежде ассистентом таких мастеров немецкого театра, как Г. Грюндгенс и Б. Барлог. В ролях с успехом выступили: Шен Де - Диана Барт и Натали Росс, Вана - Дэвид Фрэнк и Эрик Таварес, Ян Суна - Билл Бергер и Фрэнк Савино.

В странах народной демократии (Будапешт, Варшава, Белград, Люблян) пьесу «Добрый человек» играли многочисленные театральные коллективы.

Наиболее значительной из советских постановок «Доброго человека» был спектакль Ленинградского академического театра им. Пушкина. Премьера - июнь 1962 г., русский текст Ю. Юзовского и Е. Ионовой, стихи в переводе Е. Эткинда. Режиссер - Р. Суслэвич, художница - С. Юнович. Роль Шен Де исполняла Н. Мамаева, которая, по единодушному мнению рецензентов, нашла точный, лаконичный рисунок своей роли и с большой естественностью переходила от доброй Шен Де к жестокому Шой Да. Н. Песочинская в статье «Два человека из Сычуани» отмечала: «Все сценическое поведение Н. Мамаевой построено на том, что актриса последовательно ставит перед зрителем вопрос за вопросом, заставляя глубоко раздумывать над их решением… Поражает великолепная пластика, точный и экономный отбор сценических средств. Детали в игре Мамаевой (и тогда, когда перед нами ласковая Шен Де, и когда решительный и наглый Шой Да) нигде не заслоняют типического, главного. Чувство жизненной правды нигде не изменяет артистке» («Ленинградская правда», 1962, 21 августа). Режиссер и актриса нашли интересное решение для исполнения песен. Успехом пользовались также артисты Г. Колосов (Шу Фу), Е. Карякина (домовладелица Ми Дзю), В. Таренков (Ван), А. Волгин (Ян Сун), Е. Медведева (госпожа Ян Сун), В. Ковель (вдова Шин), В. Янцат, К. Адашевский, Г. Соловьев (боги), Ю. Свирин (столяр Лин То),

Работа режиссера и художника была отмечена как достижение советской театральной культуры. «В спектакле „Добрый человек из Сычуани“, - писала Р. Беньяш, - есть своя последовательность и цельность. Она особенно проявилась в облике спектакля. Талантливые декорации С. Юнович радуют органическим соответствием природе произведения и строгим благородством замысла. На сцене ничего лишнего. Рогожи и простые неструганные доски. Экономный, но точный по настроению цвет. Одинокое голое дерево, обрывок облака на приглушенном фоне. Безошибочно выверенная симметрия, создающая ощущение непредвзятой правды. И вот на сцене возникает до странности необжитый, недобрый мир, где человек, жаждущий делать добро, вынужден покупать это право содеянным злом. Один из самых трагических парадоксов Брехта» («Известия», 1962, 3 октября).

В Академическом театре русской драмы Латвийской ССР им. Яна Райниса (Рига) «Добрый человек» был поставлен режиссером П. Петерсоном в 1960 г. Отмечая ряд достоинств спектакля, критики указывали на стремление его авторов к внешним эффектам, противопоказанным Брехту. Не по-брехтовски здесь трактовались и «сонги»: «…исполнитель роли жениха вкладывал в песню чувство отчаявшегося, все потерявшего человека. Он сжимал кулаки, вращал зрачками, бросался на землю, его стоны шли из самой глубины души, он как бы требовал, чтобы зрители сочувствовали ему, ибо ему не удалось ограбить Шен Де и ее благожелателей. Все это - резкое расхождение с Брехтом…» (А. Лацис, Б. Райх, Советский театр и наследие Брехта. - «Литература и жизнь», 1960, 25 сентября).

В 1963 г. пьеса была поставлена в Москве театральным училищем им. Б. В. Щукина. Режиссер - Ю. Любимов. Спектакль пользуется большим успехом. В нем соединилось вдумчивое и уважительное отношение к сценическим принципам Брехта с вахтанговской традицией яркой полуимпровизационной зрелищности. Правда, в отдельных случаях - например, в трактовке роли цирюльника Шу Фу эта зрелищность сказывалась во внешних эффектах, не соотнесенных с концепцией спектакля в целом.

Константин Симонов в статье «Вдохновение юности» («Правда», 1963, 8 декабря) писал: «…молодой коллектив выпускников театрального училища под руководством ставившего этот спектакль Юрия Любимова создал спектакль высокий, поэтический, талантливый по актерскому исполнению и великолепно ритмичный, сделанный в этом смысле в лучших традициях вахтанговцев».

Язык оригинала: Год написания:

«Добрый человек из Сычуани» (вариант перевода: «Добрый человек из Сезуана» , нем. Der gute Mensch von Sezuan ) - пьеса-парабола Бертольта Брехта , законченная в 1941 году в Финляндии , одно из самых ярких воплощений его теории эпического театра .

История создания

Замысел пьесы, первоначально называвшейся «Товар любовь» («Die Ware Liebe»), относится к 1930 году; набросок, к которому Брехт вернулся в начале 1939 года в Дании , содержал пять сцен. В мае того же года, уже в шведском Лидинге, был закончен первый вариант пьесы; однако два месяца спустя началась её коренная переработка. 11 июня 1940 года Брехт записал в своём дневнике: «В который раз я вместе с Гретой - слово за словом - пересматриваю текст „Доброго человека из Сычуана“», - лишь в апреле 1941 года, уже находясь в Финляндии, он констатировал, что пьеса закончена . Задуманная первоначально как бытовая драма, пьеса в конце концов приняла форму драматической легенды .

Первую постановку «Доброго человека из Сычуани» осуществил Леонгард Штеккель в Цюрихе , - премьера состоялась 4 февраля 1943 года . На родине драматурга, в Германии, пьеса впервые была поставлена в в 1952 году - Гарри Буквицей во Франкфурте-на-Майне .

На русском языке «Добрый человек из Сычуани» был впервые опубликован в 1957 году в журнале «Иностранная литература » в переводе Е. Ионовой и Ю. Юзовского , стихи перевёл Борис Слуцкий .

Действующие лица

Ван - водонос
Три бога
Шен Те
Шуи Та
Янг Сун - безработный летчик
Госпожа Янг - его мать
Вдова Шин
Семья из восьми человек
Столяр Лин То
Домовладелица Ми Дзю
Полицейский
Торговец коврами
Его жена
Старая проститутка
Цирюльник Шу Фу
Бонза
Официант
Безработный
Прохожие в прологе

Сюжет

Боги, спустившиеся на землю, безуспешно ищут доброго человека. В главном городе провинции Сычуань с помощью водоноса Вана они пытаются найти ночлег, но всюду получают отказ, - только проститутка Шен Те соглашается приютить их.

Чтобы девушке легче было оставаться доброй, боги, покидая дом Шен Те, дают ей немного денег, - на эти деньги она покупает маленькую табачную лавку.

Но люди бесцеремонно пользуются добротой Шен Те: чем больше она делает добра, тем больше неприятностей на себя навлекает. Дела идут из рук вон плохо, - чтобы спасти свою лавку от разорения, Шен Те, не умеющая говорить «нет», переодевается в мужскую одежду и представляется своим двоюродным братом - господином Шуи Та, жёстким и несентиментальным. Он не добр, отказывает всем, кто обращается к нему за помощью, но, в отличие от Шен Те, дела у «брата» идут хорошо.

Вынужденная чёрствость тяготит Шен Те, - поправив дела, она «возвращается», и знакомится с безработным лётчиком Янг Суном, который с отчаяния готов повеситься. Шен Те спасает лётчика от петли и влюбляется в него; окрылённая любовью, она, как и прежде, никому не отказывает в помощи. Однако и Янг Сун пользуется её добротой как слабостью. Ему нужно пятьсот серебряных долларов, чтобы получить в Пекине место лётчика, такие деньги невозможно выручить даже от продажи лавки, и Шен Те, чтобы накопить нужную сумму, вновь превращается в жестокосердного Шуи Та. Янг Сун в разговоре с «братом» презрительно отзывается о Шен Те, которую, как выясняется, он не намерен брать с собой в Пекин, - и Шуи Та отказывается продать лавку, как того требует лётчик.

Разочаровавшись в любимом, Шен Те решает выйти замуж за богатого горожанина Шу Фу, готового ей в угоду заняться благотворительностью, но, сняв костюм Шуи Та, она утрачивает способность отказывать, - и Янг Сун легко убеждает девушку стать его женой.

Однако перед самым бракосочетанием Янг Сун узнаёт, что Шен Те не может продать лавку: она частично заложена за 200 долларов, давно отданных лётчику. Янг Сун рассчитывает на помощь Шуи Та, посылает за ним и в ожидании "брата" откладывает бракосочетание. Шуи Та не приходит, и гости, приглашённые на свадьбу, выпив всё вино, расходятся.

Шен Те, чтобы выплатить долг, приходится продать лавку, которая служила ей и домом, - ни мужа, ни лавки, ни крова. И вновь появляется Шуи Та: приняв от Шу Фу материальную помощь, от которой Шен Те отказалась, он заставляет многочисленных нахлебников работать на Шен Те и в конце концов открывает небольшую табачную фабрику. На эту быстро расцветающую фабрику в конце концов устраивается и Янг Сун и, как человек образованный, быстро делает карьеру.

Проходит полгода, отсутствие Шен Те тревожит и соседей, и господина Шу Фу; Янг Сун пытается шантажировать Шуи Та, чтобы завладеть фабрикой, и, не добившись своего, приводит в дом Шуи Та полицию. Обнаружив в доме одежду Шен Те, полицейский обвиняет Шуи Та в убийстве кузины. Судить его берутся боги. Шен Те открывает богам свою тайну, просит подсказать, как ей жить дальше, но боги, довольные тем, что нашли своего доброго человека, не дав ответа, улетают на розовом облаке.

16 мая 2018, 10:17

Сделала пост из кусочков, отрывков из книг и статей. Когда вы сложите пазлы текста и видео, надеюсь, что почувствуете атмосферу театра, вернее одного очень интересного спектакля, именно это я хотела выразить в своём посте:

При жизни Брехта его отношения с советским театром складывались, мягко говоря, не особенно удачно. Основными причинами были идеологическое неприятие официальным театром брехтовских художественных поисков, а также парадоксальность фигуры Брехта, изрядно раздражавшего власти. Взаимное неприязнь была обоюдной. С одной стороны, в 1920–1950-е годы пьес Брехта отечественные театры почти не ставили, С другой, знакомство самого немецкого драматурга с советской театральной практикой не раз повергало его в уныние.

Брехт оказался в советском меловом круге. Лишь на рубеже 1950– 1960-х годов, уже после его смерти, появляются редкие постановки его пьес. Среди первых и наиболее значительных следует упомянуть: “Сны Симоны Машар” в Московском театре им. М. Ермоловой в постановке Анатолия Эфроса (1959); “Мамаша Кураж и ее дети” в Московском академическом театре им. Вл. Маяковского (постановка Максима Штрауха) (1960); “Добрый человек из Сезуана” в Ленинградском академическом театре им. Пушкина (1962, режиссер – Рафаил Суслович); “Карьера Артуро Уи” в Ленинград- ском Большом драматическом театре им. Горького (1963, режиссер – Эрвин Аксер).

Однако эти и некоторые другие оттепельные постановки Брехта меркнут перед значением одного учебного студенческого спектакля. В 1963 г. юные вахтанговцы, студенты третьего (!) курса Театрального училища имени Б.В. Щукина, представили плод своей шестимесячной работы – спектакль “Добрый человек из Сезуана” в постановке педагога курса Юрия Любимова.

Успех его был ошеломляющим. В последний год оттепели, в небольшом зале щукинского училища на Старом Арбате (позже его играли и на других сценических площадках Москвы) спектакль посмотрели И. Эренбург, К. Симонов, А. Вознесенский, Е. Евтушенко, Б. Окуджава, Б. Ахмадулина, В. Аксенов, Ю. Трифонов, А. Галич, О. Ефремов, М. Плисецкая, Р. Щедрин... Казалось бы, очеред- ная студенческая постановка была воспринята московской публикой не только как театральный прорыв, но и как своеобразный общественный манифест, знамя сулившего перемены времени. Весьма симптоматично, что через год, 23 апреля 1964 г., любимовский “Добрый человек из Сезуана” откроет новый театр – Театр на Таганке, в котором он идет и по сей день.
(Отрывок из статьи о творчестве Брехта.)

Москва - удивительный город - там все все узнают по слухам. Разнесся слух, что готовится какой-то интересный спектакль. А так как всем скучно, и дипломатам тоже, раз что-то интересное, значит, будет скандал. Как говорил покойный мой друг Эрдман, что «если вокруг театра нет скандала, то это не театр». Значит, в этом смысле он был пророком в отношении меня. Так и было. Ну и скучно, и все хотят приехать, посмотреть, и знают, что если это интересно, то это закроют. Поэтому спектакль долго не могли начать, публика ворвалась в зал. Эти дипломаты сели на пол в проходе, вбежал пожарник, бледный директор, ректор училища, сказал, что «он не разрешит, потому что зал может обвалиться». В зале, где мест на двести сорок человек, сидит около четырехсот - в общем, был полный скандал. Я стоял с фонарем - там очень плохая была электрика, и я сам стоял и водил фонарем. В нужных местах высвечивал портрет Брехта. И я этим фонарем все водил и кричал:

Ради Бога, дайте продолжить спектакль, что вы делаете, ведь закроют спектакль, никто его не увидит! Чего вы топаете, неужели вы не понимаете, где вы живете, идиоты!

И все-таки я их утихомирил. Но, конечно, все записали и донесли. Ну, и закрыли после этого.
Отрывок из книги Юрия Любимова "Рассказы старого трепача"

"Добрый человек из Сычуани" Бертольт Брехт (нем. Der gute Mensch von Sezuan) · 1940
Краткое содержание пьесы (для тех, кто совсем не в курсе о чем речь)))

Главный город провинции Сычуань, в котором обобщены все места на земном шаре и любое время, в которое человек эксплуатирует человека, - вот место и время действия пьесы.

Пролог. Вот уже два тысячелетия не прекращается вопль: так дальше продолжаться не может! Никто в этом мире не в состоянии быть добрым! И обеспокоенные боги постановили: мир может оставаться таким, как есть, если найдётся достаточно людей, способных жить достойной человека жизнью. А чтобы проверить это, три виднейших бога спускаются на землю. Быть может, водонос Ван, первым встретивший их и угостивший водой (он, кстати, единственный в Сычуани, кто знает, что они боги), достойный человек? Но его кружка, заметили боги, с двойным дном. Добрый водонос - мошенник! Простейшая проверка первой добродетели - гостеприимства - расстраивает их: ни в одном из богатых домов: ни у господина Фо, ни у господина Чена, ни у вдовы Су - не может Ван найти для них ночлег. Остаётся одно: обратиться к проститутке Шен Де, она ведь не может отказать никому. И боги проводят ночь у единственного доброго человека, а наутро, распрощавшись, оставляют Шен Де наказ оставаться такой же доброй, а также хорошую плату за ночлег: ведь как быть доброй, когда все так дорого!

I. Боги оставили Шен Де тысячу серебряных долларов, и она купила себе на них маленькую табачную лавку. Но сколько нуждающихся в помощи оказывается рядом с тем, кому улыбнулась удача: бывшая владелица лавки и прежние хозяева Шен Де - муж и жена, её хромой брат и беременная невестка, племянник и племянница, старик дедушка и мальчик, - и всем нужна крыша над головой и еда. «Спасенья маленькая лодка / Тотчас же идёт на дно. / Ведь слишком много тонущих / Схватились жадно за борта».

А тут столяр требует сто серебряных долларов, которые не заплатила ему прежняя хозяйка за полки, а домовладелице нужны рекомендации и поручительство за не слишком респектабельную Шен Де. «За меня поручится двоюродный брат, - говорит она. - И за полки расплатится он же».

II. И наутро в табачной лавке появляется Шой Да, двоюродный брат Шен Де. Решительно прогнав незадачливых родственников, умело вынудив столяра взять всего двадцать серебряных долларов, Предусмотрительно подружившись с полицейским, он улаживает дела своей слишком доброй кузины.

III. А вечером в городском парке Шен Де встречает безработного лётчика Суна. Лётчик без самолёта, почтовый лётчик без почты. Что ему делать на свете, даже если он прочёл в пекинской школе все книги о полётах, даже если он умеет посадить на землю самолёт, точно это его собственный зад? Он как журавль со сломанным крылом, и нечего ему делать на земле. Верёвка наготове, а деревьев в парке сколько угодно. Но Шен Де не даёт ему повеситься. Жить без надежды - творить зло. Безнадёжна Песня водоноса, продающего воду во время дождя: «Гром гремит, и дождик льётся, / Ну, а я водой торгую, / А вода не продаётся / И не пьётся ни в какую. / Я кричу: „Воды купите!“ / Но никто не покупает. / В мой карман за эту воду / Ничего не попадает! / Купите воды, собаки!»

И Шен Де покупает кружку воды для своего любимого Ян Суна.

Владимир Высоцкий и Зинаида Славина в спектакле «Добрый человек из Сезуана». 1978 год

IV. Возвращаясь после ночи, проведённой с любимым, Шен Де впервые видит утренний город, бодрый и дарящий веселье. Люди сегодня добры. Старики, торговцы коврами из лавки напротив, дают милой Шен Де в долг двести серебряных долларов - будет чем расплатиться с домовладелицей за полгода. Человеку, который любит и надеется, ничто не трудно. И когда мать Суна госпожа Ян рассказывает, что за огромную сумму в пятьсот серебряных долларов сыну пообещали место, она с радостью отдаёт ей деньги полученные от стариков. Но откуда взять ещё триста? Есть лишь один выход - обратиться к Шой Да. Да, он слишком жесток и хитёр. Но ведь лётчик должен летать!

Интермедии. Шен Де входит, держа в руках маску и костюм Шой Да, и поёт «Песню о беспомощности богов и добрых людей»: «Добрые у нас в стране / Добрыми не могут оставаться. / Чтобы добраться с ложкою до чашки, / Нужна жестокость. / Добрые беспомощны, а боги бессильны. / Почему не заявляют боги там, в эфире, / Что время дать всем добрым и хорошим / Возможность жить в хорошем, добром мире?»

V. Умный и осмотрительный Шой Да, глаза которого не слепит любовь, видит обман. Ян Суна не пугают жестокость и подлость: пусть обещанное ему место - чужое, и у лётчика, которого уволят с него, большая семья, пусть Шен Де расстанется с лавкой, кроме которой у неё ничего нет, а старики лишатся своих двухсот долларов и потеряют жилье, - лишь бы добиться своего. Такому нельзя доверять, и Шой Да ищет опору в богатом цирюльнике, готовом жениться на Шен Де. Но разум бессилен, где действует любовь, и Шен Де уходит с Суном: «Я хочу уйти с тем, кого люблю, / Я не хочу обдумывать, хорошо ли это. / Я не хочу знать, любит ли он меня. / Я хочу уйти с тем, кого люблю».

VI. В маленьком дешёвом ресторане в предместье готовятся к свадьбе Ян Суна и Шен Де. Невеста в подвенечном наряде, жених в смокинге. Но церемония все никак не начнётся, и бонза посматривает на часы - жених и его мать ждут Шой Да, который должен принести триста серебряных долларов. Ян Сун поёт «Песню о дне святого Никогда»: «В этот день берут за глотку зло, / В этот день всем бедным повезло, / И хозяин и батрак / Вместе шествуют в кабак / В день святого Никогда / Тощий пьёт у жирного в гостях. / Мы уже не в силах больше ждать. / Потому-то и должны нам дать, / Людям тяжкого труда, / День святого Никогда, / День святого Никогда, / День, когда мы будем отдыхать».

«Он уже никогда не придёт», - говорит госпожа Ян. Трое сидят, и двое из них смотрят на дверь.

VII. На тележке около табачной лавки скудный скарб Шен Де - лавку пришлось продать, чтобы вернуть долг старикам. Цирюльник Шу Фу готов помочь: он отдаст свои бараки для бедняков, которым помогает Шен Де (там все равно нельзя держать товар - слишком сыро), и выпишет чек. А Шен Де счастлива: она почувствовала в себе будущего сына - лётчика, «нового завоевателя / Недоступных гор и неведомых областей!» Но как уберечь его от жестокости этого мира? Она видит маленького сына столяра, который ищет еду в помойном ведре, и клянётся, что не успокоится, пока не спасёт своего сына, хотя бы его одного. Настало время вновь превратиться в двоюродного брата.

Господин Шой Да объявляет собравшимся, что его кузина и впредь не оставит их без помощи, но отныне раздача пищи без ответных услуг прекращается, а в домах господина Шу Фу будет жить тот, кто согласен работать на Шен Де.

VIII. На табачной фабрике, которую Шой Да устроил в бараках, работают мужчины, женщины и дети. Надсмотрщиком - и жестоким - здесь Ян Сун: он ничуть не печалится из-за перемены участи и показывает, что готов на все ради интересов фирмы. Но где Шен Де? Где добрый человек? Где та, кто много месяцев назад в дождливый день в минуту радости купила кружку воды у водоноса? Где она и её будущий ребёнок, о котором она рассказала водоносу? И Сун тоже хотел бы знать это: если его бывшая невеста была беременна, то он, как отец ребёнка, может претендовать и на положение хозяина. А вот, кстати, в узле её платье. уж не убил ли несчастную женщину жестокий двоюродный брат? Полиция приходит в дом. Господину Шой Да предстоит предстать перед судом.

X. В зале суда друзья Шен Де (водонос Ван, чета стариков, дедушка и племянница) и партнёры Шой Да (господин Шу Фу и домовладелица) ждут начала заседания. При виде судей, вошедших в зал, Шой Да падает в обморок - это боги. Боги отнюдь не всеведущи: под маской и костюмом Шой Да они не узнают Шен Де. И лишь когда, не выдержав обвинений добрых и заступничества злых, Шой Да снимает маску и срывает одежду, боги с ужасом видят, что миссия их провалилась: их добрый человек и злой и чёрствый Шой Да - одно лицо. Не получается в этом мире быть доброй к другим и одновременно к себе, не выходит других спасать и себя не погубить, нельзя всех осчастливить и себя со всеми вместе! Но богам некогда разбираться в таких сложностях. Неужели отказаться от заповедей? Нет, никогда! Признать, что мир должен быть изменён? Как? Кем? Нет, все в порядке. И они успокаивают людей: «Шен Де не погибла, она была только спрятана. Среди вас остаётся добрый человек». И на отчаянный вопль Шен Де: «Но мне нужен двоюродный брат» - торопливо отвечают: «Только не слишком часто!» И между тем как Шен Де в отчаянии простирает к ним руки, они, улыбаясь и кивая, исчезают вверху.

Эпилог. Заключительный монолог актёра перед публикой: «О публика почтенная моя! Конец неважный. Это знаю я. / В руках у нас прекраснейшая сказка вдруг получила горькую развязку. / Опущен занавес, а мы стоим в смущенье - не обрели вопросы разрешенья. / Так в чем же дело? Мы ж не ищем выгод, / И значит, должен быть какой-то верный выход? / За деньги не придумаешь - какой! Другой герой? А если мир - другой? / А может, здесь нужны другие боги? Иль вовсе без богов? Молчу в тревоге. / Так помогите нам! Беду поправьте - и мысль и разум свой сюда направьте. / Попробуйте для доброго найти к хорошему - хорошие пути. / Плохой конец - заранее отброшен. / Он должен, должен, должен быть хорошим!»

Пересказала Т. А. Вознесенская.

Брехт Бертольд

Добрый человек из Сычуани

Бертольд Брехт

Добрый человек из Сычуани

Пьеса-парабола

В сотрудничестве с Р. Берлау и М. Штеффин

Перевод Е. Ионовой и Ю. Юзовского

Стихи в переводе Бориса Слуцкого

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Ван - водонос.

Три бога.

Ян Сун - безработный летчик.

Госпожа Ян - его мать.

Вдова Шин.

Семья из восьми человек.

Столяр Лин То.

Домовладелица Ми Дзю.

Полицейский.

Торговец коврами.

Его жена.

Старая проститутка.

Цирюльник Шу Фу.

Официант.

Безработный.

Прохожие в прологе.

Место действия: полуевропеизированная столица Сычуани.

Провинция Сычуань, в которой были обобщены все места на земном шаре, где

человек эксплуатирует человека, ныне к таким местам не принадлежит.

Улица в главном городе Сычуани. Вечер. Водонос Ван представляется публике.

Мимо проходят двое мужчин.

Первый бог (радостно). Нас здесь ждут?

Ван (дает им напиться). Уже давно. Но только я один знал о вашем прибытии.

Первый бог. Мы нуждаемся в ночлеге. Не знаешь ли ты, где бы нам пристроиться?

Ван. Где? Везде! Весь город в вашем распоряжении, о мудрейшие! Где пожелаете?

Боги многозначительно смотрят друг на друга.

Первый бог. Хотя бы в ближайшем доме, сын мой! Попытаемся в самом ближайшем!

Первый бог. Потому-то мы и приказываем тебе: начни с ближайшего!

Ван. Там живет господин Фо! Подождите минутку. (Подбегает к дому и стучит в дверь.)

Дверь открывается, но видно, что Ван получает отказ.

Боги (улыбаясь). Безусловно.

Второй бог. Нам хватит маленькой комнатки. Скажи, что мы ее займем.

Ван. Даже если она не прибрана, даже если в ней полно пауков?

Второй бог. Пустяки! Где пауки, там мало мух.

Ван снова стучится в какую-то дверь, и его впускают.

Третий бог. Разве мы так страшны?

Второй бог. Вот как? И почему же?

Ван. Да потому, что все они безбожники.

Второй бог. Вздор! Просто потому, что они не чинили плотину.

Первый бог. Тсс! (Вану). Ты все еще надеешься, сын мой?

Второй бог. Что я говорил?

Третий бог. И все-таки, думаю, это простая случайность.

Первый бог. Мы еще можем натолкнуться на доброго человека. В любую минуту. Мы не должны сразу отступаться.

Первый бог. Двойное дно.

Второй бог. Мошенник!

Третий бог (Вану). Может быть, это очень затруднительно - найти пристанище?

Ван. Только не для вас! Помилуйте! Моя вина, что оно не сразу нашлось, - я плохо ищу.

Третий бог. Дело, безусловно, не в этом. (Возвращается обратно.)

Ван. Они уже догадываются. (К прохожему.) Высокочтимый господин, извините, что обращаюсь к вам, но три самых главных бога, о предстоящем прибытии которых в течение многих лет говорит весь Сычуань, теперь в самом деле прибыли и нуждаются в жилье. Не уходите! Убедитесь сами! Довольно одного взгляда! Ради бога, выручайте! На вашу долю выпал счастливый случай воспользуйтесь им! Предложите убежище богам, пока кто-нибудь не перехватил их, - они согласятся.