Александр Николаевич Островский - русский драматург и писатель, творчество которого сыграло немаловажную роль в развитии русского национального театра. Его перу принадлежит несколько известнейших произведений, некоторые из которых входят в литературу для школьной программы.

Семья писателя

Отец Островского, Николай Федорович - сын священника, служил судейским стряпчим в столице и жил в Замоскворечье. Оканчивал он московскую духовную семинарию, а также семинарию в Костроме. Его мать была из довольно бедной семьи и скончалась, когда Островскому исполнилось семь лет. Помимо Александра, в семье родилось еще три ребенка. Когда их мать умерла, спустя пару лет отец женился повторно, а его избранницей стала баронесса Эмилия Андреевна фон Тессин. Она и заботилась далее о детях, возложив на себя хлопоты по их воспитанию и получению должного образования.

В 1835 году Александр Островский поступил в Московскую гимназию, а спустя 5 лет - в университет столицы на юриспруденцию. Как раз в этот период времени он начинает испытывать повышенный интерес к театральным постановкам. Молодой Островский часто посещает Петровский и Малый театры. Его обучение внезапно прерывается несдачей экзамена и ссорой с одним из учителей, и он уходит из университета по своему желанию, после чего устраивается на работу писцом в московский суд. В 1845 он находит работу в коммерческом суде, в отделе канцелярии. Все это время Островский накапливает информацию для своего будущего литературного творчества.

В ходе своей жизни писатель был женат два раза. С первой женой, Агафьей, фамилия которой не сохранилась до наших дней, он прожил около 20 лет. Его дети от этого брака, к сожалению, умерли, будучи еще совсем маленькими. Вторая супруга - Мария Бахметьева, от нее детей у него было шесть - две дочки и четыре сына.

Творческая деятельность

Первая литературная публикация - «Ожидание жениха», появляется в 1847 году в «Московском городском листе», с описанием сцен из купеческого быта тех времен. В следующем году Островский заканчивает написание комедии «Свои люди - сочтемся!». Она была поставлена на театральной сцене и получила немалый успех, послуживший стимулом тому, что Александр окончательно пришел к решению - посвятить все свои силы драматургии. Общество тепло и с интересом отнеслось к этому произведению, но оно же стало и причиной гонений со стороны власти, из-за слишком откровенной сатиры и оппозиционного характера. После первого показа, пьесу запретили для постанови в театрах, а писатель около пяти лет состоял под надзором у полиции. В итоге, в 1859 пьеса существенно переделывается и переиздается с абсолютно другим финалом.

В 1850 году драматург посещает кружок литераторов, где получает негласное звание певца нетронутой фальшью цивилизации. С 1856 года он становится автором журнала «Современник». Тогда же, Островский с коллегами едет в этнографическую экспедицию, задачей которой является описание народов, проживающих на берегах рек России, в ее европейской части. В-основном писатель изучал быт народов, живущих на Волге, в связи с чем и написал большой труд «Путешествие по Волге от истоков до Нижнего Новгорода», отразив в нем главные этнические черты людей из тех мест, их жизнь и обычаи.

В 1860 году свет увидела самая известная пьеса Островского - «Гроза», действия которой происходят именно на берегах Волги. В 1863 году он получает премию и почетное членство в Петербургской академии наук.
Умер Островский в 1886 году и похоронен в селе Николо-Бережки.

• Концептуальный взгляд Островского на театр - это построение сцен основанных на условности, с использованием богатств русской речи и грамотного ее использования в раскрытии персонажей;
• Театральная школа, которую основал Островский, в дальнейшем получила развитие под руководством Станиславского и Булгакова;
• Не все актеры хорошо отнеслись к нововведениям драматурга. Например, основоположник реализма в русском театральном искусстве - актер М. С. Щепкин, ушел с генеральной репетиции «Грозы», проходящей под руководством Островского.

Последние дни и похороны А. Н. Островского

1

Зная болезненное состояние Александра Николаевича, дети и Мария Васильевна с возрастающим нетерпением ждали его приезда в усадьбу. Все надеялись, что хорошее, веселое лето восстановит ослабевшие силы Александра Николаевича и укрепит его здоровье, так необходимое ему теперь, когда осуществилась его долгожданная мечта и он стал художественным руководителем московских театров.

Жизнь в Щелыкове шла своим чередом. 24 мая Мария Васильевна писала П. И. Андроникову в Кострому: «Будьте так добры, пришлите, пожалуйста, фортепьянного мастера из Костромы. Я слышала, будто там есть хороший. Если можно, то пусть приедет настроить у нас фортепьяно и направит его и захватит на всякий случай струн» . Но эта просьба оказалась лишней. Лучший фортепьянный настройщик Костромы (Чистяков), разъезжавший по поместьям, неожиданно заехал 28 мая в Щелыково и привел инструмент в полный порядок.

Между Марией Васильевной и П. И. Андрониковым шли переговоры о какой-то лодке, и Мария Васильевна 28 мая отвечала ему: «Александр Николаевич приедет завтра, и мы поговорим с ним насчет лодки, тогда уже и известим Вас» .

А между тем здоровье драматурга не улучшалось, а явно ухудшалось.

Перед выездом из Москвы в Щелыково он чувствовал себя очень плохо. Все чаще и чаще им испытывались приступы неотвратимо развивавшейся болезни. Участились припадки удушья и сердечные боли, спазмы.

19 мая он извещал Марию Васильевну: «Здоровье мое очень расстроилось, в субботу и вчера не ел ничего и обе ночи не спал, так и не раздевался, начались боли рук и дурноты, вчера посылали за Добровым... Он нашел очень сильное расстройство всей нервной системы» .

Бурдин вспоминал: «С грустью, каждый день я убеждался, что он не только не работник, но и не жилец на белом свете. К довершению несчастья, перед своим отъездом в деревню он простудился; ревматические боли усилились в крайней степени: по целым часам он не мог пошевельнуться, перенося ужасные страдания. Доктор объявил, что нет более никакой надежды...» .

Когда Островский 28 мая 1886 года садился в вагон поезда, отходящего в Кинешму, для провожавших его было ясно, что дни драматурга сочтены.

До Кинешмы Островский доехал благополучно. Сопровождавший его сын, Михаил Александрович, писал Кропачеву 31 мая, что «в вагоне ничего особенного не произошло» . Но пребывание в душном вагоне подействовало на Александра Николаевича все-таки отрицательно, он очень устал. Впереди же предстояла дорога до Щелыкова, еще более тяжелая. Она пугала больного писателя.

Утром 29 мая на Кинешемском вокзале его встретил исправляющий должность уездного предводителя дворянства П. Ф. Хомутов, обращаясь к которому Александр Николаевич сказал: «Я не доеду до имения» .

Опасения Островского не были напрасными. Лил дождь, дул сильный ветер. Дорогу размыло, образовались глубокие выбоины. Экипаж подбрасывало и трясло. Езда по такой дороге была мучительна не только для больного, но и для здорового. В довершение всего, по какому-то недоразумению, своих лошадей в городе не оказалось. Пришлось ехать в наемной пролетке с чужим кучером и кутаться от дождя и ветра.

Нечего и говорить, что эта дорога весьма дурно повлияла на здоровье Александра Николаевича, который, мучаясь болями в области живота и удушьем, уже несколько суток не только не спал, но почти ничего и не ел. Он сильно ослаб физически. Его нервы расшатались до последней степени. И когда, по приезде в имение, он поднялся на крыльцо своего дома, то «горько зарыдал, как бы предчувствуя, что из этого дома он более не выйдет» .

По прибытии в усадьбу, исполняя желание отца, Михаил Александрович написал личному секретарю драматурга Н. А. Кропачеву письмо, в котором просил его «писать все, что ни случится в Москве» . Это письмо было отправлено с ямщиком, привезшим их в Щелыково и возвращавшимся в Кинешму.

Несмотря на крайнее недомогание и усталость после тяжелой дороги, драматург не ложился в постель. Не желая расстраивать близких, он бодрился, отдавал распоряжения, ходил по комнатам.

Александр Николаевич находился во власти оставленных в Москве дел. Он не переставал думать о московских театрах, их репертуарных планах, артистическом составе, о всем том, что намечалось им к усовершенствованию сценического искусства. В тот же день из Кинешмы в Москву, в гостиницу «Дрезден», на имя С. М. Минорского, по желанию писателя, послали телеграмму: «Доехали благополучно. Мне лучше. Островский» (XVI, 244).

Наступил второй день пребывания Островского в Щелыкове. В этот день, 30 мая, он чувствовал себя очень плохо, ничего не ел, почти не спал. Но к вечеру от Н. А. Кропачева было получено письмо, весьма порадовавшее драматурга. Кропачев извещал, что 29 мая он был у управляющего московскими театрами А. А. Майкова, который объяснительной запиской об опере «остался очень доволен», а сметы и штаты по театральной школе «нашел превосходно составленными». Изложив и другие повседневные новости по управлению московскими театрами, Кропачев заключил свое послание уверением, что «все идет у нас хорошо» и обещанием обо всем последующем «сообщать аккуратно» .

Почти одновременно с письмом Кропачева из Варшавы пришла телеграмма, посланная 29 мая: «Чествуем на торжественном обеде артистов московской труппы. «Русское собрание» в Варшаве пьет Ваше здоровье и благодарит за горячее участие, принятое Вами в отправлении труппы. Главный старшина В. Фредерикс » .

По сообщению корреспондента газеты «Московский листок», беседовавшего с Марией Васильевной, кажется, в этот или в следующий день, из Тулы от автора романа «Война и мир» пришла пьеса «Первый винокур». Называя Островского «отцом русской драматургии», Л. Н. Толстой просил его в сопроводительном письме прочитать пьесу и высказать о ней свой «отеческий приговор»" .

Как и в предшествующие дни, 31 мая Островский чувствовал себя неважно, но не захотел менять привычный для него распорядок дня и начал трудиться. Он пробовал переводить «Антония и Клеопатру» Шекспира. На сохранившейся рукописи перевода стоит дата этого дня, написанная рукой драматурга.

В воскресенье, 1 июня, Островскому стало лучше. Несомненно, что на него благотворно действовали деревенский воздух, красота природы тихого Щелыкова и общая радостная, возбуждающая атмосфера Троицына дня - этого праздника цветов.

Почти весь день драматург провел на ногах. Пользуясь великолепной погодой, он долго гулял по саду усадьбы. С удовольствием расхаживал по комнатам большого дома. Был бодр и весел. Много шутил в кругу семьи. Совсем оживившись, он не утерпел и сел за работу, составил план для переделки пьесы «Белая роза», присланной ему А. Д. Мысовской.

Драматург уже давно не чувствовал той удивительной легкости, которую он испытывал 1 июня. И это его даже пугало. «Мне так хорошо,- сказал он,- как давно не бывало, но даром мне это не пройдет» . Александр Николаевич оказался прав. С шести часов вечера ему стало хуже. С 7 часов вечера на него напало какое-то сонливое состояние, хотя и вполне покойное. Он заснул. Его сон был прерывистый, просыпаясь, он испытывал чувство тоски, но к утру все это прошло.

2 июня Александр Николаевич встал довольно бодрым. Но это состояние было бодростью духа в окончательно угасавшем теле. Физически он чувствовал себя настолько слабым, что не был в состоянии обуться и одеться сам. При обувании его ноги «сгибались как плети» .

Одевшись и обувшись при помощи своей жены, он вышел из спальни в кабинет, распахнул окно и, стоя возле него, вдыхал ароматный воздух. Потом он прошел на террасу и долго любовался раскинувшейся перед ним живописной картиной природы. И было чем восхищаться! Вид, открывавшийся с этой террасы, славился на всю окрестность.

Залитый утренним солнцем лес был неизъяснимо прекрасным. Направо вдали, сквозь чащу леса, белела колокольня церкви Николы на Бережках... Красота природы всегда возбуждала Островского, поднимала его энергию. Ему стало лучше. Он возвратился в кабинет и сел за письменный стол.

Мария Васильевна, озабоченная сильным недомоганием своего супруга, отправилась вместе с младшими детьми в церковь отслужить молебен о его здравии. По воспоминаниям Кропачева, она поехала в церковь не только по собственному желанию, а и по настоянию Островского. «Почувствовав приближающийся конец своей жизненной драмы,- пишет Кропачев,- он не желал, чтобы горячо любимая им жена присутствовала при этом «последнем акте» .

Эта версия вызывает сомнения. Она неосновательна, главным образом потому, что Островского, знавшего свои болезни, предчувствовавшего приближение рокового исхода, не оставляли все же некоторые надежды на то, что Щелыково может на какой-то срок, пусть малый, поправить его здоровье. В письме к Мысовской от 7 мая он извещал: «В Щелыкове я буду не ранее 20-х чисел мая, а в Нижнем мне надо быть в конце июля или в начале августа; удержать меня может только болезнь» (XVI, 239). 15 мая он снова писал: «Я в деревню проеду прямо, а обратно через Нижний» (XVI, 241).

Прощаясь перед отъездом в Щелыково с М. М. Ипполитовым-Ивановым, Александр Николаевич сам заговорил о своем обещании написать либретто на понравившийся ему сюжет из рассказа о Пережнихе, сценарий которого композитор ему выслал ранее. При этом драматург ссылался на дела и нездоровье, до сих пор мешавшие ему это сделать. «На мой вопрос, - вспоминает Ипполитов-Иванов,- не написал ли он новой комедии к новому сезону, он махнул рукой и, прощаясь, ответил мне фразой из своей комедии «Волки и овцы»: «Ну уж, где уж, куда уж... а вот либретто вам в Щелыкове все-таки напишу» .

Но Островский явно переоценил свои физические возможности. Всего за три дня до своего последнего отъезда в Щелыково, 25 мая, он писал жене: «...мне нужно полнейшее спокойствие и тишина,- малейшее волнение или раздражение могут произвести мучительный припадок. Значит, мне нужно укрепиться, чтобы не сделалось припадка. А в Щелыкове мне нужно спокойствие и уединение, чтобы до меня ничего не доходило. Об этом уж ты позаботишься, только бы мне доехать» (XVI, 243-244).

Островский доехал до Щелыкова. Но, будучи до крайности больным, он в то же время настойчиво избегал так необходимого ему «уединения» от литературных и театральных забот. Он начал свое последнее пребывание в Щелыкове не отдыхом, а напряженным трудом. И тем, вероятно, ускорил свой конец.

Александр Николаевич был полон литературно-художественных замыслов, планов по коренному преобразованию театров, задумок о повышении уровня отечественной драматургии.

Не изменяя заведенного порядка, он, о чем уже сказано, принялся и в этот день, 2 июня, по отъезде Марии Васильевны в Бережки, за работу.

Как обычно, выполняемая им работа в это утро была разнообразной. Он что-то обдумывал, выходил в гостиную, расхаживал там, снова возвращался в кабинет, садился за стол и писал. Его старшая дочь, Мария Александровна, уверяла, что в это последнее утро своей жизни он просматривал прозаический перевод пьесы «Антоний и Клеопатра» Шекспира, думая впоследствии переложить его в стихи . Затем читал журнал «Русская мысль».

Время от времени драматург перекидывался словами с присутствующей в его кабинете дочерью.

А затем, сидя за работой, он вдруг вскрикнул: «Ах, как мне дурно» , «дайте воды» . Это было около половины десятого часа. «Я побежала,- рассказывает Мария Александровна,- за водой и только что вышла в гостиную, как услышала, что он упал» . Михаил Александрович добавляет: «и ударился щекой и виском» о пол .

На зов испуганной дочери сбежались находившиеся в доме сыновья писателя, Михаил и Александр, сестра Надежда Николаевна, а также гостивший у них студент С. И. Шанин, прислуга.

Они немедленно подняли драматурга и посадили в кресло. По словам Михаила Александровича, «он прохрипел раза три, всхлипывал несколько секунд и затих» . Это было в одиннадцатом часу утра.

Корреспондент «Московского листка» сообщает более подробные сведения. При падении на пол у Александра Николаевича оказались «разбиты щека и висок». Бросились за обычным лекарством - горячею водою растирать сердце, лили на голову воду, давали нюхать возбуждающие средства, а больной только всхлипывал... Послали за доктором, которого, однако, не оказалось, а приехавшая из земской больницы фельдшерица смогла только констатировать смерть» .

Земская больница находилась в Адищеве, в семи верстах от Щелыкова.

Воскрешая предсмертные минуты драматурга, его сестра, Надежда Николаевна Островская, вспоминала: «Мучился он, когда умирал. Я ему и глаза закрыла...» .

Немедленно послали верхового за Марией Васильевной в Бережки. Гонец сообщил ей, что Александру Николаевичу «очень худо». Мария Васильевна возвратилась домой почти без памяти. Вспоминая ее приезд, домашняя работница Островских, Мария Андреевна Кожакина, рассказывает, что «Мария Васильевна, упав на грудь мужа, воскликнула: «Александр Николаевич, пробудись!». Но он уже начал остывать» . Спустя десять лет Мария Васильевна записала в своем дневнике: «2 июня 1896 года. День великой скорби для меня. День смерти моего неоцененного мужа и учителя» .

По мнению профессора Остроумова, смерть Островского последовала от усилившихся припадков удушья, которые были вызваны «хроническим поражением кровеносных сосудов (атероматозное перерождение) и увеличением сердца» .

Островский умер трудясь, как часовой на посту. Творческое горение мыслей и чувств великого труженика прервала лишь беспощадная смерть. Поэт С. Фруг сказал об этом проникновенными словами:

Закрылись и твои пытующие очи,

Порвалась вещих дум сверкающая нить...

Со взором, как звезда, горевшею во мраке ночи,

С рукой простертою, чтобы творить,

С поднятой высоко и гордо головою,

С приветом светлому грядущему труду,-

Ты пал, как падает боец, грядущий к бою,

Как падает орел, сраженный на лету .

2

Уже 2 июня, через несколько часов после смерти, Островский покоился во временном тесовом гробу в столовой.

Гостеприимный и веселый хозяин-хлебосол лежал теперь со смежившимися навеки глазами. Он лежал со скрещенными руками на груди, весь укрытый полотняным саваном, засыпанный садовыми и полевыми цветами.

Говоря словами Пушкина:

Тому назад одно мгновенье,

В сем сердце билось вдохновенье,

Вражда, надежда и любовь,

Играла жизнь, кипела кровь;

Теперь, как в доме опустелом...

(«Евгений Онегин», гл. VI.)

Лицо драматурга казалось более полным, свежим и спокойным, нежели в последние дни его страданий. Легкая, торжествующая улыбка на устах как бы подтверждала так еще недавно во время очередного приступа удушья вырвавшиеся у него слова: «Нет, лучше смерть, чем такая жизнь» .

Влево от изголовья почившего, на почтительном расстоянии, облаченный в стихарь, стоял, уныло читая псалтырь, местный дьячок - неизменный спутник драматурга по рыбной ловле, щелыковский «морской министр», И. И. Зернов.

Через столовую непрерывно тянулись люди, по преимуществу крестьяне, пришедшие поклониться праху покойного писателя. Они скорбно смотрели на драматурга, которого привыкли видеть веселым и участливым, истово, земно кланялись ему и уходили.

Второго же июня, сразу после медицинского засвидетельствования кончины Островского, в Москву и Петербург полетели срочные телеграммы: в театральную дирекцию, ближайшим родственникам, друзьям.

На следующий день осиротевшая семья Островских начала получать глубоко сочувственные телеграммы.

«Не нахожу слов,- телеграфировал 3 июня А. А. Майков,- высказать общего горя. Кропачев сегодня едет к вам» .

Александр Николаевич не раз высказывал желание быть погребенным в Ново-Девичьем монастыре, рядом со своим другом А. Ф. Писемским. И согласно этой воле супруга драматурга делала свои распоряжения, извещала его ближайших друзей .

Кинешемская общественность, извещенная о проследовании праха Островского через город, также готовилась к его проводам.

Съезд мировых судей в экстренном собрании 3 июня избрал депутацию для присутствия на похоронах писателя. Кроме того, съезд решил убрать траурно паром, на котором должна была переправляться через Волгу печальная процессия, поставить на пароме катафалк для гроба и пригласить оркестр военной музыки для сопровождения тела покойного от пристани до вокзала.

В тот же день городская управа в экстренном заседании постановила: тело покойного драматурга и жителя уезда, как бывшего почетного мирового судьи и как русского народного писателя, встретить особо избранной депутацией на пристани, при переправе через Волгу, и проводить до вокзала железной дороги; на городской торговой площади против исторической часовни в память битвы в 1609 году с польскими панами-захватчиками устроить катафалк; отслужить торжественную панихиду.

Кинешемские девушки и дамы изготовили венок из живых цветов для возложения на гроб.

В то время как в Щелыкове и Кинешме деятельно готовились к проводам усопшего драматурга, в Москве 3 июня появились первые печатные известия о его смерти. Они были очень кратки. «Московские ведомости» сообщали: «Сегодня в поздний час ночи получено прискорбное известие о смерти маститого драматурга Александра Николаевича Островского» . «Московский листок» писал: «Еще тяжелая незаменимая утрата! Мы получили прискорбное известие, что знаменитый драматург Александр Николаевич Островский вчера, 2 июня, скончался в своем имении Кинешемского уезда, Костромской губернии. Мир праху твоему, великий русский писатель и истово русский человек!» .

4 июня около двух часов дня в Щелыково приехали представитель Общества драматических писателей, личный секретарь покойного по репертуарной части московских театров Н. А. Кропачев, брат усопшего М. Н. Островский и старинный друг драматурга купец И. И. Шанин.

В этот же день родственники Марии Васильевны доставили в Щелыково металлический, герметически закрывающийся гроб, предназначенный для перевоза праха драматурга в Москву. В соответствии с этими приготовлениями в прессе появились первые известия. «Тело Александра Николаевича,- сообщали «Костромские губернские ведомости»,- предполагается перевезти в Москву» .

В связи с приездом Михаила Николаевича и других родственников состоялся семейный совет. На этом совете было решено, изменив первоначальное решение о немедленном перевозе тела драматурга в Москву, похоронить его в Бережках, рядом с отцом.

Какие причины определили это решение?

Отвечая на этот вопрос, корреспондент «Русских ведомостей» Ф. Н. Милославский писал: «Родные покойного, не получая из Москвы никаких официальных приглашений перевезти в столицу прах Александра Николаевича, изменили свое намерение и решили похоронить его в имении, где покоится прах его отца и где предполагается сделать общий семейный склеп фамилии Островских. Говорят, что на это решение в особенности повлиял брат покойного М. Н. Островский» .

Подобное сообщение напечатали и другие газеты: «Новости», «Петербургский листок», «Русский курьер» .

Это сообщение вызвало резкую отповедь «Московского листка», корреспондент которого обвинил «Русские ведомости» и другие газеты в напечатании якобы лживого сообщения. Он утверждал, во-первых, что семья покойного Островского имела право перевезти тело драматурга в Москву, не дожидаясь какого-то официального приглашения, во-вторых, что такое приглашение получено семьей Островского от имени управляющего московскими театрами А. А. Майкова и, в-третьих, что семья драматурга не изменяла своего первоначального решения и похоронила его в Щелыкове временно.

Корреспондент «Московского листка», ссылаясь на свою беседу с супругой покойного, разъяснял далее, что на решение похоронить драматурга «временно» повлияли следующие причины: 1) желание брата покойного, М. Н. Островского, настоятельно заявившего, что «здесь лежит наш отец, здесь похороним брата и здесь же лягу я»; 2) вдова покойного, М. В. Островская, находилась в таком ужасном горе, что не только ехать на торжественные похороны в далекий путь, представлять собою, как глава семейства, официальное лицо,- она и людей не могла видеть и 3) «Москва в июне, несомненно, опустелый город; по крайней мере, никого из друзей покойного не было, даже артисты, и те все разъехались, а призывать их из летних резиденций, лишать временного летнего отдыха, никто не пожелал. Вот, несомненно, причины, повлиявшие на временное упокоение тела покойного в Щелыкове. Мало того, М. Н. Островский заметил, что если семейство покойного к осени останется при своем желании похоронить А. Н. Островского в Москве, то он ничего не будет иметь против этого и сам выхлопочет разрешение на то» .

Цель данной корреспонденции была ясна - отвести газетные сообщения об отсутствии официальных директив по поводу перевоза праха драматурга в Москву. Эту корреспонденцию, отражавшую настроение враждебных Островскому консервативно-бюрократических кругов, писал Н. Н. Овсяников, чиновник особых поручений при московской дирекции императорских театров. Его присутствие на похоронах, как и корреспонденция, не понравились близким Александра Николаевича. Характеризуя этого чиновника, Н. А. Кропачев писал: «По обыкновению своему молоть вздор, он и в газету с апломбом сообщил много пустяков» .

«Русские ведомости», как и другие газеты, по тактическим соображениям, не отвечали корреспонденту «Московского листка», но истинной была именно их информация.

Родственники Островского правильно учли, что перевоз тела писателя, пользующегося всенародной популярностью, является общественно-политическим делом и должен совершаться при наличии желания и воли высших правящих сфер, в данном случае, очевидно, при непосредственном участии министерства императорского двора.

Но сверху, из Петербурга, никаких указаний о перевозе тела драматурга в Москву и в связи с этим об отдании ему почестей, соответствующих его общественному значению, не было. В этих обстоятельствах руководствоваться «приглашением» А. А. Майкова , ближайшего друга и сослуживца драматурга, родственники не могли. Чтобы не встретиться с еще большими неприятностями, оскорбительными для памяти покойного, было решено выждать и под предлогами, указанными корреспондентом «Московского листка», временно похоронить драматурга в Щелыкове.

В 6 часов вечера местным духовенством была отслужена панихида, на которой присутствовали все родные, близкие и знакомые, оказавшиеся налицо, за исключением убитой горем Марии Васильевны.

После панихиды бывшие в доме мужчины переложили тело писателя из временного тесового гроба в цинковый. По недосмотру со стороны потерявших голову членов семьи, Островский оказался в форменном вицмундире театрального ведомства, в который по собственному усмотрению обрядила его прислуга. В этом факте проявились трогательные чувства прислуги к почившему драматургу, ее желание нарядить его в самую красивую одежду. А между тем парадный вицмундир театрального ведомства считался неудобным для усопшего православного христианина. Произошло замешательство. Но переодевать покойного было уже поздно.

К выносу тела в столовую ввели Марию Васильевну. Сраженная неожиданно свалившейся бедой, она даже слегка поседела и «видимо, ничего не сознавала. Всхлипывая, она взяла руку усопшего, потрясла ее и впала в сильный обморок. Ее успели подхватить и вынесли на руках» .

Около 8 часов вечера из дома в соседнюю приходскую церковь, что на погосте Бережки, находящуюся в двух верстах от Щелыкова, двинулся печальный кортеж. Впереди, как требовал православный обряд, несли иконы и крест с распятием, затем шли певчие и духовенство, за ними лица с венками: металлический с фарфоровыми цветами и надписью на лентах «Незабвенному А. Н. Островскому от друзей - дворян Кинешемского уезда» нес П. Ф. Хомутов; серебряный с позолотою венок в виде лавровых ветвей на бархатной подушке, от Общества драматических писателей и композиторов, нес секретарь покойного Н. А. Кропачев. Затем несли, чередуясь, родные, знакомые и местные крестьяне открытый гроб, украшенный роскошным покровом, шитым золотом по матовому фону с золотыми крестами.

Гроб сопровождали и пешие и в экипажах. Процессия замыкалась массой крестьян и крестьянок.

В церкви после панихиды, по приказанию Михаила Николаевича, гроб закрыли наглухо.

В эти дни основной артистический состав Московского Малого театра находился в Варшаве. Объявленный на 3 июня спектакль включал 1-й и 2-й акты «Горе от ума», 1 сцену «Русалки» и комедию-шутку в трех действиях «От преступления к преступлению».

Получив известие о внезапной кончине Островского, труппа решила выпустить из спектакля комедию-шутку и, отменив назначенное на 4 июня прощальное представление, выехала после совершения по усопшем панихиды в Москву.

Артисты Малого театра, все деятели литературы и театра были в полной уверенности, что Островский будет похоронен в Москве, и ждали прибытия печального поезда. 4 июня из Щелыкова была получена телеграмма о том, что похороны Александра Николаевича состоятся в Щелыкове, но ехать туда уже было поздно. Этим и объясняется отсутствие артистов, друзей, ревностных почитателей Островского на его похоронах.

Весь театральный мир горько оплакивал драматурга. М. Н. Ермолова восприняла эту смерть как огромную личную утрату и, не имея сил сдержаться, громко, безутешно рыдала на протяжении всей заупокойной панихиды, на которую собрались артисты Малого театра.

Панихиды по усопшем драматурге, как официально дозволенная форма выражения общественной скорби, служились во многих городах страны. Из Москвы, Петербурга, Саратова, Костромы и других городов, от разных учреждений и лиц в Щелыково летели телеграммы с выражением соболезнования.

4 июня писатель С. В. Максимов из Петербурга телеграфировал: «Великое горе отечества. Горе друзей неизмеримо». В тот же день Саратовское драматическое общество извещало, что оно «присоединяется к общей скорби об утрате родного драматурга» .

Все предшествующие дни стояла по преимуществу пасмурная, дождливая погода, но 5 июня небо начало проясняться. Устанавливалась хорошая погода.

Заупокойная литургия началась довольно поздно, около 12 часов, так как ожидали прибытия родных и знакомых, пожелавших лично почтить память Александра Николаевича.

Опоздав на литургию, около двух часов дня в Щелыково приехали: из Москвы - управляющий московскими театрами А. А. Майков, сын покойного - Сергей , брат и сестра - Петр Николаевич и Мария Николаевна Островские; из Костромы - представитель местного губернатора Арцимович, костромской губернский предводитель дворянства А. И. Шипов, управляющий государственными имуществами Костромской и Ярославской губерний А. А. Герке и члены костромского окружного суда; из Иваново-Вознесенска - управляющий местным отделением государственного банка Д. П. Яковлев; из Кинешмы - мировые судьи (С. Г. Сабанеев и М. П. Куприянов), представители кинешемского земства (Д. А. Синицын и другие).

В этот день в Щелыково приехали также и корреспонденты газет.

Встретив вновь прибывших, все направились в церковь, уже заполненную с утра народом.

А. А. Майков возложил на гроб драматурга венок из живых роз от дирекции императорских театров. Другие венки лежали у подножия гроба на подставке, застланной черным бархатом. Металлический венок от деятелей судебного ведомства Костромы и Кинешмы возложил судебный следователь 2-го участка Кинешемского уезда О. Л. Бернштам.

Крестьяне забросали гроб ландышами, которые так любил Островский.

Родные покойного, друзья, знакомые, крестьяне близлежащих деревень, не умещаясь в маленькой церкви, заполнили и ее ограду. Отдать последний долг великому писателю и душевному человеку явились люди различных званий, рангов и чинов, но в подавляющем числе - крестьяне.

Не могла прийти сюда лишь Мария Васильевна да ухаживающие за ней. Она лежала в эту пору без чувств в темной комнате осиротелого дома.

По окончании отпевания и последнего прощания, полного скорбного трагизма, гроб с прахом Александра Николаевича Островского подняли на руки и, осторожно спускаясь по деревянным ступенькам лестницы, ведущей к выходу, вынесли из церкви.

Это было в исходе третьего часа, когда небо окончательно прояснилось и показалось солнце.

Впереди шли певчие и духовенство. За ними - представители учреждений и общественных организаций с венками. За венками несли гроб, сопровождаемый родными и близкими друзьями. Шествие замыкали крестьяне .

В церковной ограде, около южной стороны храма, саженях в восьми от алтаря, если стать к нему лицом, на площадке, обнесенной чугунной решеткой, рядом с могилой отца покойного была приготовлена новая, выложенная из кирпича могила-склеп. На дощатый помост могилы поставили серебристо-матовый гроб. Началось последнее молебствие, после которого духовенство удалилось.

К краю могилы подошел с венком в руках Н. А. Кропачев и начал простую, задушевную речь:

«Мир праху твоему и покой вечный, великий труженик-писатель, честный, бескорыстный общественный деятель, любвеобильный друг-человек! ...Горе, в котором мы оплакиваем тебя, это и общее, великое русское горе-злосчастье!..».

Кропачев говорил о том, что без ушедшего драматурга осиротели русская литература и театральная сцена, о великих его заслугах как воспитателя многих поколений простых людей и артистов:

«Из темного царства, из мрака невежества и заблуждений ты выводил людей на путь ясный, открытый... Созданною тобой драмой ты осветил их умы, смягчил сердца, вдохнул в них чувства человечности... Велик твой добрый гений! Велики твои заслуги для Русской земли!».

Он говорил о бессмертии произведений драматурга, которые будут просвещать и воспитывать новые и новые нарождающиеся поколения.

Речь Кропачева была прервана случившимся с ним обмороком, но он скоро пришел в себя и закончил ее следующими словами:

«Почивай же себе с миром и любовью, слава русской драматической сцены и всего дорогого тебе отечества! ...Свершилось твое предчувствие: закончен последний акт твоей жизненной драмы!» .

Вспоминая эти минуты, Кропачев впоследствии писал: «Нелегко было произносить эти слова над прахом того, кого я так беззаветна любил, кому был безгранично предан и с кем почти неразлучно проводил последние дни его жизни в Москве. Нас разделяли только ночи. Поэтому естественно было мое волнение. Подступившие к глазам слезы и к горлу рыдания душили меня...

Слова ли мои, мой ли убитый вид произвели на окружающих свое впечатление. Притаенные на время рыдания, безмолвный плач и всхлипывания снова вырвались наружу. Старшая дочь покойного, Мария Александровна, впала в обморок. Может, своими словами я облегчил и скорбную душу Михаила Николаевича. Он, по засвидетельствованию А. А. Майкова, очень плакал» .

И вот зашумела земля, сбрасываемая лопатами. Это было в 3 часа 15 минут.

Над могилой скоро вырос маленький плотный курган, тотчас же забросанный садовыми и полевыми цветами, зеленью. Водруженный на нем и покрытый венками простой деревянный крест имел на себе только краткую надпись: «Александр Николаевич Островский». Предполагалось, что все это на короткое время, до осени.

В метрическую книгу церкви погоста Бережки в этот день записали: «Июня второго помер, похоронен пятого числа, помещик усадьбы Щелыково, губернский секретарь Александр Николаевич Островский 63 лет, от разрыва сердца. Погребение совершили... на приходском кладбище».

Но находившиеся в то время на погосте Бережки, а также и мысленно присутствовавшие здесь многочисленные почитатели умершего хоронили не помещика и губернского секретаря, а великого писателя русской земли. Выражая их настроения, поэт С. Рыскин в посвященном Островскому стихотворении, напечатанном в «Московском листке» в этот день, писал:

Кому не дорог он?.. Кому и где не знаем?..

Кто с именем его в России не знаком?..

Не всей ли Русью мы венчали и венчаем

Его творения бессмертия венком?..

Покроет гроб его лавровыми венками,

Слезой их оросив, вся Русская страна!..

Века пройдут, сменяяся веками,

Но памяти о нем не сгладят времена!

В этот же день, то есть 5 июня, в «Русской газете» сообщалось, что все находившиеся в Петербургской думе единогласно приняли предложение М. И. Семевского: 1) выразить вставанием с мест уважение к памяти драматурга, 2) послать письмо с соболезнованием вдове покойного, 3) возложить на свежую могилу венок от Петербургского городского общественного управления.

По окончании погребения все присутствующие были приглашены в дом почтить память усопшего трапезою.

Поминальный обед начался в пятом часу. Мария Васильевна, сраженная несчастьем, не смогла быть и на этом обеде. Потребовалось долгое время, чтобы она пришла в себя. Через шесть недель, 15 июля, она писала Н. С. Петрову: «Смерть моего бесценного мужа так сразила меня, что я до сих пор еще не могу опомниться» .

На обед приглашали очень широко. «Когда,- вспоминает крестьянка села Твердово Е. П. Теплова,- поминок был по Александре Николаевиче, то всех накормили. Были наделаны большие дощанины (столы. - А. Р.), за ними и кормили всех крестьян...» .

Обед прошел грустно-молчаливо, в сознании тяжелой, невозвратной утраты. По окончании его все быстро разошлись и разъехались.

«Так скромно,- свидетельствовали «Московские ведомости»,- совершился акт погребения нашего маститого драматурга» .

Телеграммы и письма о выражении скорби и глубокого сочувствия по случаю неожиданной кончины А. Н. Островского продолжали поступать в адрес его жены и брата Михаила Николаевича и после похорон. Артисты харьковских театров б июня телеграфировали семье покойного, что ее тяжелую утрату разделяет «вся громадная Россия». Воронежская городская дума в заседании 9 июня, выслушав с глубокою скорбью весть о вечном упокоении незабвенного драматурга Александра Николаевича Островского, постановила «выразить семье Островского сердечное соболезнование в постигшем ее горе» . 17 июня Московская городская дума вынесла решение: на 20-й день со дня смерти драматурга заказать по нем панихиду; выразить соболезнование вдове Островского; возложить на могилу драматурга венок; открыть народную читальню его имени. 21 июня гласным С. В. Добровым, во исполнение постановления Московской думы от 17 июня, на могилу Островского был возложен лавровый венок с двумя белыми лентами с надписью на них: «Александру Николаевичу Островскому - Москва».

Примерно в это же время, в двадцатых числах, приготовлением и доставлением венка на щелыковскую могилу были заняты и артисты труппы Московского Малого театра. Члены Костромского общества любителей музыкального и драматического искусства, глубоко опечаленные неожиданной кончиной Островского, 6 июля писали Марии Васильевне, что они «просят... принять от лиц родного ему края выражение искреннего сочувствия и сердечной скорби Вашей. Заслуженная покойным бессмертная память лучшее утешение Вам и семейству Вашему». 16 июля, принося дань уважения покойному драматургу, артисты из Чердыни выражали «искреннее соболезнование по неизмеримой утрате и с чувством глубокой горести преклонялись перед памятью навеки уснувшего великого писателя» .

Ожесточенную борьбу прогрессивных и консервативных сил, сопровождавшую весь творческий путь А. Н. Островского, не приостановила и его кончина.

Вся прогрессивная общественность страны скорбела о невозвратимой утрате - смерти великого драматурга, одного из основных создателей национального репертуара .

В некрологе газеты «Новости» говорилось: «В Островском русская литература понесла такую утрату, которую невозможно на первых порах даже объять и оценить. В Островском умер великий, единственный у нас театральный авторитет, стяжавший общее признание сорокалетним, многосторонним опытом, глубоким художественным проникновением в тайны искусства и высоким критическим чутьем правды жизни на сцене.

В Островском умер творец русского истинно народного театра: В Островском умер, наконец, один из благотворнейших по своему влиянию русских общественных деятелей...» .

Характеризуя Островского как одного из ведущих создателей национальной драматургии, «Русский курьер» отмечал:

«Фонвизин, Грибоедов, Гоголь (последний, конечно, более всего) лишь пролагали путь «русской комедии», были, так сказать, предвестниками грядущего вслед за ними «отца ее», но не были сами отцами: они сказали первое слово, но не они развили его, сделали понятным, привили его к обществу» .

Указывая на крупную и еще ни в какой степени не оцененную критикой роль Островского в истории русской драматической литературы и сцены, харьковская газета «Южный край», отличавшаяся передовым направлением, спрашивала: «Но кому не известно, что более четверти столетия автор «Грозы» был чуть ли не единственный писатель, который давал тон и направление серьезному театральному репертуару и, так сказать, выносил его на своих плечах? Кому не известно, что драмы и комедии Островского вытеснили со сцены трескучие мелодрамы и бессмысленные фарсы и водевили, эту смесь французского с нижегородским, которая так долго дурманила публику и разменяла на мелкую монету столько истинно прекрасных артистических дарований? Кому не известно, что Островский был в нашей драматической литературе самым ярким выразителем и самым даровитым проводником художественных преданий, завещанных Гоголем, как автором «Ревизора» и «Женитьбы», и Пушкиным, как автором «Бориса Годунова» и «Русалки» .

Перекликаясь с газетой «Южный край», автор статьи, напечатанной в «Курском листке», утверждал, что Островский, продолжая лучшие традиции предшествовавшей ему отечественной драматургии, не только положил основание русскому театру, в широком смысле этого слова, но и «создал национальный русский театр», «указал путь драматургии нашего времени», выдвинул артистов нового типа: «вместо завывающих широкоплечих трагиков - на сцене появились актеры жизни, правды. Помпезный пафос сменился тонкою обрисовкой характеров, умением из отчетливо сотканных деталей создавать цельный, жизненный тип» .

Киевская газета «Заря» особо оттеняла речевое богатство и мастерство драматургии Островского .

Более или менее прогрессивные газеты, видя в Островском творца бессмертных произведений, крупного общественного деятеля, смелого преобразователя на посту начальника репертуара московских театров, характеризовали его и как замечательного человека. Они отмечали его крайнее добросердечие, его простоту в отношении с людьми, его исключительную благожелательность к начинающим писателям, его удивительную деликатность в отношениях с артистами.

Выражая чувства и мысли всей прогрессивной общественности, газета «Новости дня» заключила свою статью следующими словами: «Мир праху твоему, великий учитель, могучий и честный художник! Ты прожил жизнь свою не даром, и слава о тебе не умрет, пока на земле живет народ русский и звучит русская речь» .

Кончина Островского, вызвавшая глубокую скорбь всей прогрессивной общественностью, обрадовала представителей реакции. Свою враждебность к народному драматургу охранители тогдашнего социально-политического режима не могли скрыть даже и в дни его похорон.

Эта враждебность проявилась в самых разнообразных формах.

Так, например, сугубо консервативный журнал «Чтение для народа» и газета «Сельский вестник» игнорировали смерть Островского. Для них, пропагандировавших в народе идеи религии и самодержавия, Островский не являлся деятелем, заслуживающим горестного, сердечного отклика, доброго слова. В то время как журнал «Чтение для народа» обошел смерть Островского молчанием, газета «Петербургские ведомости», редактировавшаяся известным реакционным публицистом и романистом В. Авсеенко, выступила против покойного драматурга с кощунственным наветом. В день похорон писателя эта газета цинично провозгласила, что в его творчестве почти всегда преобладал «наблюдатель будничного быта и, так сказать, физиологической мелкоты и пошлости». И вследствие этого, при его «безраздельном царствовании на сцене», он якобы понизил и драму, и театр» .

Резко враждебные выступления махрово-консервативных кругов против Островского прозвучали не только в печати. Они громко раздались, например, с трибуны Московской думы. Когда гласный П. Н. Сальников внес предложение почтить память драматурга, то Д. В. Жадаев заявил о его отводе. Сей московский купец доказывал, что «Думе до похорон Островского нет никакого дела, и ей не следует расходовать деньги на чествование его памяти» .

Не случайно, что на похоронах Островского не было ни одного влиятельного официального лица ни из Петербурга, ни из Москвы, ни даже из Костромы. Костромской губернатор счел вполне достаточным прислать чиновника по особым поручениям.

Симптоматично, что надгробное слово произносил даже не Майков, управляющий московскими театрами, искушенный в приготовлении спичей и речей, а Н. А. Кропачев - человек не только не официальный, но и безвестный. Хорошо понимая свое несоответствие для произнесения речи на могиле Островского, Кропачев с обидой за драматурга сказал в своих воспоминаниях: «Да не мне бы и говорить было речь» .

Официальный Петербург многозначительно молчал, и это молчание сковывало уста Майкова. Не имея необходимого сигнала, он, как служебное лицо, не имел права произносить речь, которая завтра же становилась достоянием всей страны. А ведь министр императорского двора И. И. Воронцов-Дашков 2 июня прибыл в Москву. Вероятно, А. А. Майков был у него и, возможно, получил какие-то указания, обрекшие его на молчание.

Местные представители власти проявили особое усердие на похоронах драматурга лишь благодаря присутствию его высокопоставленного брата. Управляющий государственными имуществами Костромской и Ярославской губерний, разумеется, приехал не на поклонение писателю А. Н. Островскому, а на поклон к министру государственных имуществ М. Н. Островскому.

Благодаря стараниям консервативных кругов, отклики сочувствующей Островскому прогрессивной общественности по поводу его кончины оказались приглушенными, суженными, а ее намерения - неосуществленными. И похороны драматурга, в явном несоответствии с его колоссальной ролью в литературе и театре, прошли до чрезвычайности скромно.

В борьбе против передовой общественности, стремившейся превратить похороны Островского в событие общенационального значения, правящие реакционные круги использовали все свои явные и тайные рычаги, чтобы ограничить волну откликов на смерть великого драматурга, а затем и сорвать план перенесения праха Островского в Москву. И они этого добились.

Сообщая о похоронах Островского, все газеты, вслед за «Московским листком», указывали на то, что щелыковская могила - «временное упокоение его праха» .

Театральный критик С. В. Васильев-Флеров, излагая причины, по которым похороны Островского прошли до чрезвычайности скромно (растерянность семьи, летний разъезд артистов и писателей, позднее сообщение), высказал твердую надежду, что «Москва еще почтит прах Островского, когда он будет привезен сюда для предания земле рядом с прахом Писемского» .

Однако ни в сентябре, ни в октябре 1886 года прах Островского не привезли в Москву. И не по вине его родных. Будучи обличителем дворянско-буржуазного режима, выразителем демократической идейности, Островский не пользовался расположением тогда господствовавших социальных кругов. По правильному выражению М.И. Писарева, дирекция императорских театров творила против него до самого последнего дня «подлые мерзости» .

После физической смерти Островского властвующие общественные круги старались предать забвению и его духовное наследство. Главную роль в этом походе против наследия великого национального драматурга играл И. А. Всеволожский - директор императорских театров. Этот бюрократ, чуждый русскому искусству, ненавидевший его, был отвратен и как личность.

Островский не обманывался в отрицательной его оценке. А.С. Суворин вспоминает, что за год до смерти драматурга он был у него, говорили о театре и, естественно, о Всеволожском. Александр Николаевич «начал ужасно нападать на Потехина и Всеволожского. Я сказал несколько слов в защиту последнего,- в том смысле, что он добрый человек, Александр Николаевич рассвирепел и, отодвинув ящик у стола, вынул оттуда карточку Всеволожского и, показывая ее мне, сказал: «Видите эти глаза. Это оловянные глаза. Такие глаза бывают только у злых людей. Это злой и мстительный человек при всей его ничтожности и бесхарактерности» .

Обстановка, сложившаяся к осени 1886 года, когда предполагалось совершить перенесение праха Островского из Щелыкова в Москву, ни в какой мере не благоприятствовала осуществлению последней воли драматурга. Усиливавшаяся социально-политическая реакция властвовавших кругов всемерно содействовала противникам Островского, всячески умалявшим его роль в развитии отечественного искусства, в особенности же драматургии и театра.

Сочувствующие драматургу социальные круги оказались бессильными что-либо сделать для перемещения его праха в Москву. Семья Островского, не имея официальной поддержки, принуждена была молчаливо отступить.

Вот почему прогрессивная общественность помянула драматурга в полугодие со дня его кончины только панихидами, открытием в Москве, по постановлению Городской думы, бесплатной народной читальни и лекциями проф. Незеленова в Петербурге.

Но при этом, разрешая на Арбате в Москве народную читальню в память А.Н. Островского, самодержавная власть проявила максимальную осторожность и предусмотрительность. Получив ходатайство городского головы об открытии народной читальни, московский генерал-губернатор обратился к старшему инспектору по делам печати с запросом, «не встречается ли со стороны инспекторского надзора по делам печати в Москве каких-либо препятствий» .

Не найдя препятствий, читальню разрешили, но с условием ее подчинения «непосредственному надзору инспекции по делам печати в Москве и чтобы о лице, имеющем занять должность заведующего ныне открываемой читальни, было своевременно доведено до сведения генерал-губернатора» . К исполнению обязанностей заведующей этой читальней девица Барановская была допущена только после того, как канцелярия московского обер-полицмейстера уведомила, «что домашняя учительница, Александра Ивановна Барановская, нравственных качеств одобрительных и к делам политического характера в Москве не привлекалась» .

Профессор А. И. Незеленов, отдавая дань памяти Островского, 24 октября начал серию лекций о его творчестве . Касаясь холодности, с которой было встречено известие о смерти драматурга, он объяснил это явление охватившей общество той поры гнетущей апатией ко всему окружающему .

Театральный критик С. В. Васильев-Флеров, выражавший в июне твердую надежду на перенесение праха Островского в Москву, примирился с тем, что могила Островского останется в Щелыкове. И в декабре, по поводу литографического издания рисунка «Могила А. Н. Островского», заявил: «Могила последнего успокоения наиболее народного из русских драматургических писателей не могла найти себе более поэтической, более народной обстановки, как это тихое кладбище. Это удивительная картина, дающая удивительное настроение. Мир праху великого нашего писателя» .

Встретив первые пьесы Островского цензурным запретом и полицейским окриком, уволив его как неблагонадежного из Коммерческого суда, противодействуя всеми средствами и способами дальнейшей его творческой деятельности, властвующая клика добилась, что прах его был оставлен в глухом лесном углу. Но этого оказалось мало. Явно спеша и не соблюдая даже элементарного такта, Всеволожский рьяно принялся вытравливать все начинания Островского в области театральных преобразований. Распоряжения, отданные Островским, отменялись, заключенные им контракты расторгались. Проявляя свойственную ему мелкую мстительность, Всеволожский возглавил поход против всех артистов и чиновников, связанных с Островским дружескими или деловыми отношениями. Особенно тяжело приходилось ближайшим друзьям Островского.

П. А. Стрепетова, теснимая и гонимая Всеволожским и его кликой, кровью сердца писала 16 ноября 1888 года Н. С. Петрову: «Неужели можно все творить, что захочется, с человеком, у которого ничего нет, кроме чести!» / Прошло немного более года, и она, обращаясь за помощью к Петрову, со скорбью произносит: «Если бы Вы знали, как эта глухая борьба со злобой убивает здоровье» .

В 1889 году сняли с поста управляющего московскими императорскими театрами А. А. Майкова, рекомендованного на эту должность А. Н. Островским.

Вспоминая расправу театральной дирекции с лицами, поощряемыми или вновь принятыми на службу Островским, Кропачев писал: «...вскоре после упразднения нового управления, одних из них - деловитых чиновников, обративших на себя особое внимание Александра Николаевича - оставили за штатом, а других уволили по истечении контрактного срока» .

О том же свидетельствовали и другие современники драматурга. «По кончине Островского,- писал артист Д. И. Мухин,- в некоторых артистах поселилось убеждение, что все пользовавшиеся его расположением, в случае оставления службы управляющим театрами А. А. Майковым, непременно пострадают от уцелевших начальников. Действительно, так и случилось со многими» .

В 1895 году, делясь своими горестями с Н. Я. Соловьевым, М. И. Писарев писал: «Живу я, друг любезный, скверно. Так скверно, что и говорить не хочется. После смерти А. Н. Островского Всеволожский всю свою ненависть перенес на людей близких покойному и его друзей, из оных [неразб.] не последним был аз многогрешный. Ну и поплатился же я за эту дружбу! Как-нибудь при свидании расскажу, а теперь, право, мутит, и без того тошно...» .

Но в дальнейшей борьбе реакционных сил против драматургии Островского и его принципов сценического искусства победителем оказалось все же направление, возглавляемое не Всеволожским, а Островским.

Schelykovo. Alexander Ostrovsky

1. «Глубокое понимание русской жизни»: экспедиция на Волгу и театральные премьеры
2. Интересные факты из жизни

А лександра Островского называли основоположником национального театра. Он сочинил 47 пьес, защищал авторские права драматургов и разработал программу обучения для драматических классов. Критик Иван Гончаров говорил: «Литературе Вы принесли в дар целую библиотеку художественных произведений, для сцены создали свой особый мир. Вы один достроили здание, в основание которого положили краеугольные камни Фонвизин , Грибоедов , Гоголь ».

«Разговоров о банкротстве наслушался бог весть сколько»: детство и юношество драматурга

Александр Островский. Около 1859. Библиотека Всероссийского музея А.С. Пушкина, Санкт-Петербург

Александр Островский родился в Москве , в купеческом районе Замоскворечье. Его отец, Николай Островский, окончил духовную академию, но выбрал светскую профессию и служил чиновником в суде. Мать, Любовь Островская, следила за хозяйством и воспитывала четверых детей. В 1826 году отец получил чин титулярного советника и прибавку к жалованию, и семья из небольшой квартиры переехала в дом. Помимо основной работы Николай Островский занимался частной адвокатской практикой. Друг будущего драматурга, поэт Николай Берг писал: «В доме с утра до ночи толклись купцы, решая разные свои вопросы. Мальчик Островский видел там не одного банкрута, а целые десятки; а разговоров о банкротстве наслушался и бог весть сколько: не мудрено, что язык купцов стал некоторым образом его языком. Он усвоил его себе до тонкости. Иное, в особенности хлесткое и меткое, записывал (как сам мне признавался)» .

Мать много времени уделяла образованию детей. Александр Островский занимался танцами и пением, учил французский и немецкий языки, а из домашней библиотеки отца часто брал книги Василия Тредиаковского, Василия Жуковского , Александра Пушкина . В 1831 году скончалась мать, и спустя пять лет отец женился во второй раз. Его супругой стала дочь шведского дворянина Эмили фон Тессин. Она продолжила обучать детей: рассказывала им историю европейского искусства и наняла учителя по греческому и итальянскому языкам.

В 1835 году Александр Островский поступил в Первую Московскую гимназию. Там он увлекся литературой и театральным искусством, в свободное время играл в драматическом кружке. Актер Федор Бурдин вспоминал: «Александр Николаевич был старше нас на три класса, и тогда уже он любил театр, часто посещал его; мы с великим удовольствием и интересом слушали его мастерские рассказы об игре Мочалова, Щепкина , Львовой-Синецкой» . Островский мечтал о карьере писателя, однако отец считал, что это не прибыльно. В 1840 году будущий драматург поступил на юридический факультет Московского университета . Учился неважно: вместо лекций ходил на спектакли, несколько раз пересдавал экзамен по римскому праву. Весной 1843 года Островского отчислили. Существует также версия, что он оставил университет сам.

«Самое начало жизни его [Островского] поражает своей нелепостью. Окончивши гимназию и поступивши в Московский университет на юридический факультет, Островский вдруг очутился в положении студента, не способного воспринять высшие знания. Чем вызвано было такое мнение, для нас осталось неизвестным, потому что Островский уклонялся говорить о щекотливом для него вопросе, но стороной мы узнали, что знаменитый драматург был уволен начальством за «непонятие наук»

«Пьеса обидна для русского купечества»: первое известное произведение

В 1843 году отец устроил Островского в канцелярию Совестного суда, где, в основном, рассматривали семейные имущественные споры. Будущий драматург вел протоколы заседаний. Самые интересные дела он втайне переписывал в отдельную тетрадь, там же помечал поведение и внешность истцов и ответчиков. В 1845 году Островский перешел на ту же должность в Коммерческий суд и принимал жалобы от просителей.

Вечерами он пробовал сочинять и к 1847 году закончил свой первый очерк «Записки Замоскворецкого жителя». В предисловии литератор писал: «Автор описывает Замоскворечье в праздник и в будни, в горе и в радости, описывает, что творится по большим длинным улицам и по мелким, частым переулкам» . Произведение удалось опубликовать в газете «Московский городской листок». В 1847 году там же напечатали его первую пьесу «Картина семейного счастья» о браке по расчету. Островский вспоминал: «Самый памятный день в моей жизни 14 февраля 1847 года. С этого дня я стал считать себя русским писателем и уже без сомнений и колебаний поверил в свое признание» . Это был день, когда драматург прочитал свою пьесу на вечере у профессора Московского университета Степана Шевырева.

«С большим одушевлением вспоминал он свои первые литературные шаги, а особенно отзыв профессора Шевырева о его одноактных сценах «Семейная картина». И в самом деле, как не закружиться было голове, когда бывшему студенту и чиновнику Сиротского суда, получавшему шесть рублей в месяц жалованья, предрекал славу один из самых выдающихся профессоров, друг Гоголя: «Работайте, у вас большой талант»

Петр Невежин, драматург. «Воспоминания об Островском»

В 1849 году Александр Островский написал комедию «Свои люди - сочтемся» или «Банкрот». По сюжету, купец Самсон Большов решил объявить себя банкротом и не возвращать деньги кредиторам, но в результате его самого обманула дочь Липочка и ее мужем, и отправился в тюрьму. Первое публичное чтение пьесы прошло в доме историка Михаила Погодина, где среди слушателей был Николай Гоголь. Поэт Николай Берг писал: «Вся интеллигенция Москвы заговорила об этой пьесе как о чем-то чрезвычайном <...> Никто не видал его постепенного развития, робких, отроческих статей. Сразу явилось мужественное произведение, совершилось нечто вроде чуда!» . В 1850 году «Свои люди - сочтемся» напечатал журнал «Москвитянин»: до публикации у издания было 500 подписчиков, а после число читателей увеличилось до 1100 человек. Тираж «Москвитянина» с пьесой стал дефицитным. Беллетрист Сергей Максимов вспоминал: «Давно уже мы бегали по трактирам <...>, где выписывались журналы. Понапрасну мы съели много пирогов в двадцать пять копеек ассигнациями и выпили несколько пар чаю, пока добились книжки для прочтения второпях, так как настороженные половые трактира стояли над душой, выжидая, когда отложена будет книжка в сторону, схватить и унести ее к более уважаемому посетителю» .

Летом 1856 года Александр Островский поехал в этнографическую экспедицию по Волге . Ее организовало Морское министерство. Он побывал в Твери , Городне, Торжке, Осташкове, Ржеве и многих других городах. В его задачи входило описать быт и нравы местных жителей, их основные промыслы, особенности интерьеров, диалекты. В самом начале экспедиции с Островским произошел несчастный случай: лошади понесли, и тарантас перевернулся. За несколько месяцев, пока драматург лежал со сложными переломами, он написал пьесу «Доходное место».

Во время поездки Островский записывал истории местных купцов. Одна из них легла в основу произведения «Не сошлись характерами» о браке между обедневшим дворянином и богатой купеческой дочерью. Вскоре писатель закончил пьесу «Воспитанница», а в 1859 году при содействии графа Григория Кушелева-Безбородко напечатали первое собрание сочинений Островского в двух томах. Спустя несколько месяцев драматург написал драму «Гроза» . Действие происходило в вымышленном городе Калинове. Молодая Катерина, которую изводила деспотичная свекровь Кабаниха, изменила мужу и от отчаяния бросилась в Волгу. В 1860 году критик Николай Добролюбов опубликовал знаменитую рецензию «Луч света в темном царстве», где трактовал самоубийство девушки как протест против мира невежественных и жестоких купцов. Публицист отмечал: «Островский обладает глубоким пониманием русской жизни и великим уменьем изображать резко и живо самые существенные ее стороны» . В 1863 году за пьесу «Гроза» Островского наградили Уваровской премией, которую вручали за сочинения по русской истории.

В 1865 году Александр Островский вместе с пианистом Николаем Рубинштейном и писателем Владимиром Одоевским создал в Москве Артистический кружок - общественную организацию для деятелей искусства. Ее члены устраивали публичные концерты и литературные вечера, открыли библиотеку и частный публичный театр. В этом же году Островский провел там чтения своих новых пьес «Воевода» и «На бойком месте». Беллетрист Сергей Максимов писал: «Снисходительной и уступчивой натуре Островского значительною долею обязан был этот кружок тем, что дружно вел свое дело и не расходился долгое время, несмотря на замечательное разнообразие составных элементов. В московском разобщенном обществе <...> эта возможность сближения составляет немалую заслугу» . В 1867 году Островский написал либретто к опере «Гроза» композитора Владимира Кашперова, одного из членов кружка.

«Другие искусства имеют школы, академии, высокое покровительство, меценатов <...> у русского драматического искусства один только я. Я - всё: и академия, и меценат, и защита. Кроме того, по своим врожденным способностям я стал во главе сценического искусства. Все актеры, без различия амплуа, начиная от великого Мартынова, пользовались моими советами и считали меня авторитетом»

Александр Островский. «Автобиографическая записка»

Личная жизнь: возлюбленные писателя

Со своей первой возлюбленной, Агафьей Островской, драматург познакомился в 1846 году. Она снимала небольшие комнаты недалеко от дома писателя . Вскоре они стали жить вместе, однако церковный брак не заключили.

В 1847 году в семье родился сын Алексей. Вскоре появилось еще трое детей. Журналист Михаил Семевский вспоминал: «По темной и грязной лестнице я поднялся в мезонин, где живет гениальный комик. Едва я отворил дверь (по обычаю московскому, незапертую), две собачонки бросились мне в ноги. За собачонкой явился мальчик с замаранной мордочкой и с пальцем во рту; за мальчиком виднелся другой, за другим с вытаращенными глазами смотрела на меня кормилица с грудным младенцем» .

Островская не умела писать и читать, и в свободное время литератор обучал ее грамоте. Однако когда он создавал комедии, советовался именно с ней. Друг семьи Сергей Максимов вспоминал: «Хорошо понимала она и московскую купеческую жизнь в ее частностях, чем, несомненно, во многом послужила своему избраннику. Он сам не только не чуждался ее мнений и отзывов, но охотно шел к ним навстречу, прислушливо советовался и многое исправлял после того, как написанное прочитывал в ее присутствии» .

В начале 1850-х годов, когда Островский работал в театре над постановкой «Не в свои сани не садись», он увлекся актрисой Любовью Никулиной-Косицкой. Артистка не ответила драматургу взаимностью, но дружба между ними продолжалась до самой смерти Косицкой. Она играла в девяти постановках Островского: Катерину в «Грозе», Анну Ивановну в комедии «Бедность - не порок», Вышневскую в «Доходном месте» и других. Косицкая писала: «Я горжусь любовью вашей, но должна потерять ее, потому что не могу платить вам тем же, но потерять дружбу вашу - вот что было бы тяжело для меня, не лишайте меня этого приятного и дорогого для меня чувства» .

В 1862 году Александр Островский познакомился с актрисой Малого Театра Марией Васильевой (урожденной - Бахметьевой). Они часто встречались в театре, много времени проводили вместе на репетициях. В 1864 году у пары родился ребенок. Островский и Васильева летом уезжали в поместье Щелыково Костромской губернии. Там они принимали гостей и устраивали творческие вечера: драматург читал свои пьесы, Васильева - играла на фортепиано и пела романсы. В 1867 году, когда умерла Агафья Островская, писатель женился на актрисе. В браке родилось четыре сына и две дочери.

«Лес», «Бесприданница», «Волки и овцы»: знаменитые произведения Островского

В конце 1860-х годов Островский увлекся периодом Смутного времени и написал несколько исторических драм: «Тушино», «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский», «Василиса Мелентьева». В 1868 году в Александринском театре в Петербурге прошла премьера его комедии «На всякого мудреца довольно простоты». По сюжету, молодой человек Егор Глумов добивался карьерного роста через знакомства, а в дневнике высмеивал своих покровителей. Журналист «Вестника Европы» Евгений Утин писал: «Островский почувствовал совершившуюся в обществе перемену: <...> взамен благородного, увлекающегося юноши он сделал своим героем холодного, расчётливого, всем существом погружённого в личные интересы, презирающего всем и всеми для достижения своей цели, которая сводится к одному слову - карьера» . Историю Глумова драматург продолжил в следующей пьесе «Бешеные деньги», в которой герой не смог построить карьеру и уехал за границу с богатой пожилой барыней в надежде унаследовать ее состояние. Произведение опубликовали в 1870 году в журнале «Отечественные записки».

В 1871 году Александр Островский закончил комедию «Лес» о пожилой деспотичной помещице Раисе Гурмыжской, которая хотела выдать племянницу замуж за нелюбимого человека. Вскоре драматург сочинил еще два произведения: «Не было ни гроша, да вдруг алтын» и «Не все коту масленица». В 1873 году по просьбе комиссии управления императорскими московскими театрами Островский написал сказку «Снегурочка» . Малый театр закрыли на ремонт, а труппа объединилась с коллективом Большого . Поэтому нужна была пьеса, в которой вместе участвовали артисты балета, драмы и оперы. Музыку к произведению заказали молодому композитору Петру Чайковскому . О работе с Островским музыкант вспоминал: «Весна стояла чудная; у меня на душе было хорошо, как и всегда при приближении лета <...> Пьеса Островского мне нравилась, и я в три недели, без всякого усилия, написал музыку. Мне кажется, что в этой музыке должно быть заметно радостное настроение, которым я тогда был проникнут» .

В 1875 году в журнале «Отечественные записки» опубликовали пьесу драматурга «Волки и овцы». Спустя несколько месяцев ее поставили на сценах Александринского театре в Петербурге и Малого театра в Москве. Вскоре после премьеры актеры приступили к новым репетициям: писатель создал комедии «Правда - хорошо, а счастье лучше» и «Последняя жертва». Островский вспоминал: «Драму написать может и юноша; в драме столкновение личных, индивидуальных страстей; их легче наблюсти и изобразить драматично. В комедии иное: там выводится взаимодействие индивидуальных и общественных течений, коллизия личности и среды, которую поэтому нужно хорошо знать наперед, чтобы изобразить правдиво» .

В 1879 году Островский написал пьесу «Бесприданница» о молодой незамужней девушке Ларисе Огудаловой. По сюжету, в город спустя год вернулся ее возлюбленный, богатый барин Паратов, однако он уже обвенчан с другой. Обманутая Огудалова решила выйти замуж за чиновника Карандышева. История закончилась трагедией: будущий супруг из ревности убил невесту. Островский позаимствовал фабулу из уголовной хроники. Незадолго до начала работы над пьесой в Кинешемском уезде Костромской губернии муж в порыве чувств выстрелил в жену.

«Бесприданницу» поставили на сцене Малого театра в 1878 году. Премьера прошла неудачно. В газете «Русские ведомости» писали: «Драматург утомил всю публику вплоть до самых наивных зрителей» . Пьеса Островского была новаторской для своего времени: главный акцент в произведении был не на действии, а на характере героини.

Параллельно Островский занимался общественной работой. Он был председателем «Общества драматических русских писателей» и автором его устава. Кружок помогал литераторам защищать права и требовать наказания для театров, которые ставили пьесы без разрешения драматургов. В 1881 году Александра Островского пригласили на заседание комиссии в Петербург по пересмотру Положения о театрах. К собранию писатель подготовил «Записку о положении драматического искусства в России в настоящее время» и письмо «О нуждах императорского театра». Он вспоминал: «Я всю зиму работал день и ночь: готовился к каждому заседанию. Я главным образом заботился о школе, потому что без нее нет артистов <...> сознание, что я работаю для общего дела не дозволяло мне жалеть себя» . Предложения Островского выслушивали, однако к реальным изменениям доклады драматурга не привели. Спустя полгода писатель вернулся в Москву и назвал комиссию «обманом надежд и ожиданий» .

«Не успокоился на лаврах»: поездка на Кавказ и переводы пьес

Зимой 1881 года Островский написал пьесу «Таланты и поклонники» о бедной начинающей актрисе, которая мечтает о театральной славе и деньгах. Комедию опубликовали в журнале «Отечественные записки». Параллельно драматург переводил итальянские произведения: «Великий банкир» Итало Франки, «Заблудшие овцы» Теобальдо Чикони, «Кофейня» Карло Гольдони. Летом 1883 года Островский вместе с братом Михаилом отправились в путешествие на Кавказ . Там писатель начал работать над пьесой «Без вины виноватые». В книге «О театре. Записки, речи, письма» он вспоминал: «Это чуть ли не пятидесятое моё оригинальное произведение и очень дорогое для меня во многих отношениях: на отделку его потрачено много труда и энергии; <...> Мне хотелось показать русской публике, что чтимый ею автор не успокоился на лаврах, что он хочет еще работать и давать ей художественные наслаждения» . Премьера прошла в 1884 году в Александринском театре.

Несмотря на то, что Островский много работал, денег не хватало: журналы часто задерживали гонорары, а за спектакли платили мало. В 1884 году император Александр III назначил писателю пенсию в три тысячи рублей. Вскоре государь определил драматурга «заведующим репертуарной частью московских театров» : Островский подбирал пьесы к постановкам и занимался с актерами.

«Я по опыту знаю, как читаются, слушаются и запоминаются твои вещи народом и потому мне хотелось бы содействовать тому, чтобы ты стал теперь поскорее в действительности тем, что ты есть несомненно - общенародным в самом широком смысле писателем»

Лев Толстой . Письмо Островскому от 22 мая 1886 года

Однако проработал там литератор недолго. В 1886 году Александр Островский скончался от болезни сердца в имении Щелыково. Писателя похоронили рядом с отцом на церковном кладбище в селе Николо-Бережки Костромской губернии. Деньги на погребение выделил Александр III.

Василий Перов. Портрет драматурга Александра Островского (фрагмент). 1871. Государственная Третьяковская галерея, Москва

1. Александр Островский знал семь языков : французский, английский, немецкий, испанский, итальянский, древнегреческий и латынь.

2. В 1850 году Островского обвинил в плагиате соавтор первой пьесы «Свои люди - сочтемся» актер Дмитрий Горев-Тарасенков - заявил, что драматург украл у него идею. Островский писал другу Федору Бурдину в 1853 году: «Во время моей болезни кто-то распространил по Москве дикие слухи, что пьесы пишу не я, а кто-то за меня; благомыслящие люди не верят, а злонамеренные им очень рады <...> как они ни нелепы, а все-таки для меня неприятны» . Он написал Гореву-Тарасенкову письмо и просил его сознаться в обмане. Однако актер отказался. Тогда писатель решил сочинить новую пьесу, так появилась комедия «Бедность - не порок».

3. Образ Катерины из драмы «Гроза» Островский писал с актрисы Любови Косицкой. В рукописи напротив монолога Катерины есть пометка писателя: «Слышал про Л.П. про такой же сон» .

4. Александру Островскому часто присылали произведения начинающие авторы. Несмотря на занятость, драматург каждому писал письмо-рецензию - иногда на 10-15 страниц.

5. По пьесе Островского «Воевода» Петр Чайковский создал свою первую оперу. Драматург сам написал для нее либретто. Премьера прошла 30 января 1869 года в Большом театре.

Александр Николаевич Островский. Родился 31 марта (12 апреля) 1823 года - умер 2 (14) июня 1886 года. Русский драматург, творчество которого стало важнейшим этапом развития русского национального театра. Член-корреспондент Петербургской Академии наук.

Александр Николаевич Островский родился 31 марта (12 апреля) 1823 года в Москве на Малой Ордынке.

Его отец, Николай Фёдорович, был сыном священника, сам окончил Костромскую семинарию, затем Московскую духовную академию, однако стал практиковать как судебный стряпчий, занимаясь имущественными и коммерческими делами. Дослужился до чина коллежского асессора, а в 1839 году получил дворянство.

Мать, Любовь Ивановна Саввина, дочь пономаря и просвирни, умерла, когда Александру не исполнилось еще девяти лет. В семье было четверо детей (еще четверо умерли во младенчестве).

Благодаря положению Николая Федоровича, семья жила в достатке, уделялось большое внимание учёбе детей, получавших домашнее образование. Через пять лет после смерти матери отец женился на баронессе Эмилии Андреевне фон Тессин, дочери шведского дворянина. С мачехой детям повезло: она окружила их заботой и продолжила заниматься их обучением.

Детство и часть юности Островского прошли в центре Замоскворечья. Благодаря большой библиотеке отца он рано познакомился с русской литературой и почувствовал наклонность к писательству, но отец хотел сделать из него юриста.

В 1835 году Островский поступил в третий класс 1-й Московской губернской гимназии, по окончании которой в 1840 году стал студентом юридического факультета Московского университета. Окончить университетский курс ему не удалось: не сдав экзамен по римскому праву, Островский написал заявление об уходе (учился до 1843 года). По желанию отца Островский поступил на службу канцеляристом в Совестный суд и служил в московских судах до 1850 года; первое его жалование составляло 4 рубля в месяц, через некоторое время оно возросло до 16 рублей (перевод в Коммерческий суд в 1845).

К 1846 году Островским уже было написано много сцен из купеческого быта и задумана комедия «Несостоятельный должник» (впоследствии - «Свои люди - сочтёмся!»). Первой же публикацией стала небольшая пьеса «Картина семейной жизни» и очерк «Записки замоскворецкого жителя» - они были напечатаны в одном из номеров «Московского Городского Листка» в 1847 году. Профессор Московского Университета С. П. Шевырев после прочтения Островским пьесы у себя дома 14 февраля 1847 года торжественно поздравил собравшихся с «появлением нового драматического светила в русской литературе».

Литературную известность Островскому принесла комедия «Свои люди - сочтёмся!» (первоначальное название - «Несостоятельный должник»), опубликованная в 1850 году в журнале университетского профессора М. П. Погодина «Москвитянин». Под текстом значилось: «А. О.» и «Д. Г.», то есть Дмитрий Горев-Тарасенков, провинциальный актёр, предложивший Островскому сотрудничество. Это сотрудничество не пошло дальше одной сцены, а впоследствии послужило для Островского источником больших неприятностей, поскольку дало его недоброжелателям повод обвинить его в плагиате (1856). Однако пьеса вызвала одобрительные отклики H. В. Гоголя, И. А. Гончарова.

Влиятельное московское купечество, обиженное за своё сословие, пожаловалось «начальству»; в результате комедия была запрещена к постановке, а автор уволен со службы и отдан под надзор полиции по личному распоряжению Николая I. Надзор был снят после воцарения Александра II, а пьеса допущена к постановке только в 1861 году.

Первой пьесой Островского, которая смогла попасть на театральные подмостки, была «Не в свои сани не садись» (написана в 1852 г. и поставлена впервые в Москве на сцене Большого театра 14 января 1853 г).

С 1853 года более 30 лет новые пьесы Островского почти каждый сезон появлялись в московском Малом и петербургском Александринском театрах. С 1856 года Островский становится постоянным сотрудником журнала «Современник». В том же году в соответствии с пожеланием великого князя Константина Николаевича состоялась командировка выдающихся литераторов для изучения и описания различных местностей России в промышленном и бытовом отношениях. Островский взял на себя изучение Волги от верховьев до Нижнего Новгорода.

В 1859 году при содействии графа Г. А. Кушелёва-Безбородко было напечатано первое собрание сочинений Островского в двух томах. Благодаря этому изданию Островский удостоился блестящей оценки Н. А. Добролюбова, которая закрепила за ним славу изобразителя «тёмного царства». В 1860 году в печати появилась «Гроза», которой посвятил статью «Луч света в тёмном царстве».

Со второй половины 1860-х годов Островский занялся историей Смутного времени и вступил в переписку с Костомаровым. Плодом работы стали пять «исторических хроник в стихах»: «Кузьма Захарьич Минин-Сухорук», «Василиса Мелентьева», «Дмитрий-Самозванец и Василий Шуйский» и др.

В 1863 году Островский был награждён Уваровской премией (за пьесу «Гроза») и избран член-корреспондентом Петербургской Академии наук. В 1866 (по другим сведениям - в 1865) году Островский основал Артистический кружок, давший впоследствии московской сцене многих талантливых деятелей.

В доме Островского бывали И. А. Гончаров, Д. В. Григорович, И. С. Тургенев, А. Ф. Писемский, Ф. М. Достоевский, И. Е. Турчанинов, П. М. Садовский, Л. П. Косицкая-Никулина, М. Е. Салтыков-Щедрин, Л. Н. Толстой, П. И. Чайковский, М. Н. Ермолова, Г. Н. Федотова.

В 1874 году было образовано Общество русских драматических писателей и оперных композиторов, бессменным председателем которого Островский оставался до самой смерти. Работая в комиссии «для пересмотра законоположений по всем частям театрального управления», учреждённой в 1881 году при дирекции Императорских театров, он добился многих преобразований, значительно улучшивших положение артистов.

В 1885 году Островский был назначен заведующим репертуарной частью московских театров и начальником театрального училища.

Несмотря на то, что его пьесы делали хорошие сборы и что в 1883 году император Александр III пожаловал ему ежегодную пенсию в 3 тыс. рублей, денежные проблемы не оставляли Островского до последних дней его жизни. Здоровье не отвечало тем планам, какие он ставил перед собой. Усиленная работа истощила организм.

2 (14) июня 1886 года, в Духов день, Островский скончался в своём костромском имении Щелыково. Последней его работой стал перевод «Антония и Клеопатры» У. Шекспира - любимого драматурга Александра Николаевича. Похоронили писателя рядом с отцом на церковном кладбище у Храма во имя Святителя Николая Чудотворца в селе Николо-Бережки Костромской губернии. На погребенье Александр III пожаловал из сумм кабинета 3000 рублей; вдове, нераздельно с 2 детьми, была назначена пенсия в 3000 рублей, а на воспитание трёх сыновей и дочери - 2400 рублей в год. Впоследствии в семейном некрополе были вдова писателя М. В. Островская, актриса Малого театра, и дочь М. А. Шателен.

После смерти драматурга Московская дума устроила в Москве читальню имени А. Н. Островского.

Семья и личная жизнь Александра Островского:

Младший брат - государственный деятель М. Н. Островский.

У Александра Николаевича было глубокое увлечение актрисой Л. Косицкой, но оба они имели семью.

Однако и став вдовой в 1862 г., Косицкая продолжала отвергать чувства Островского, а вскоре у неё начались близкие отношения с сыном богатого купца, который в итоге промотал всё её состояние. Островскому же она писала: "Я не хочу отнимать любви Вашей ни у кого".

Драматург жил в сожительстве с простолюдинкой Агафьей Ивановной, но все их дети умерли в раннем возрасте. Не имевшая образования, но женщина умная, с тонкой, легко ранимой душой, она понимала драматурга и была самым первым читателем и критиком его произведений. С Агафьей Ивановной Островский прожил около двадцати лет, а через два года после её кончины, в 1869 году, обвенчался с актрисой Марией Васильевной Бахметьевой, которая родила ему четырёх сыновей и двух дочерей.

Пьесы Александра Островского:

«Семейная картина» (1847)
«Свои люди - сочтёмся» (1849)
«Неожиданный случай» (1850)
«Утро молодого человека» (1850)
«Бедная невеста» (1851)
«Не в свои сани не садись» (1852)
«Бедность не порок» (1853)
«Не так живи, как хочется» (1854)
«В чужом пиру похмелье» (1856)
«Доходное место» (1856)
«Праздничный сон до обеда» (1857)
«Не сошлись характерами» (1858)
«Воспитанница» (1859)
«Гроза» (1859)
«Старый друг лучше новых двух» (1860)
«Свои собаки грызутся, чужая не приставай» (1861)
«Женитьба Бальзаминова» (1861)
«Козьма Захарьич Минин-Сухорук» (1861, 2-я редакция 1866)
«Тяжёлые дни» (1863)
«Грех да беда на кого не живёт» (1863)
«Воевода» (1864; 2-я редакция 1885)
«Шутник» (1864)
«На бойком месте» (1865)
«Пучина» (1866)
«Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский» (1866)
«Тушино» (1866)
«Василиса Мелентьева» (в соавторстве с С. А. Гедеоновым) (1867)
«На всякого мудреца довольно простоты» (1868)
«Горячее сердце» (1869)
«Бешеные деньги» (1870)
«Лес» (1870)
«Не всё коту масленица» (1871)
«Не было ни гроша, да вдруг алтын» (1872)
«Комик XVII столетия» (1873)
«Снегурочка» (1873)
«Поздняя любовь» (1874)
«Трудовой хлеб» (1874)
«Волки и овцы» (1875)
«Богатые невесты» (1876)
«Правда хорошо, а счастье лучше» (1877)
«Женитьба Белугина» (1877)
«Последняя жертва» (1878)
«Бесприданница» (1878)
«Добрый барин» (1879)
«Дикарка» (1879), совместно с Николаем Соловьёвым
«Сердце не камень» (1880)
«Невольницы» (1881)
«Светит, да не греет» (1881), совместно с Николаем Соловьёвым
«Без вины виноватые» (1881-1883)
«Таланты и поклонники» (1882)
«Красавец мужчина» (1883)
«Не от мира сего» (1885)

Биография и эпизоды жизни Александра Островского. Когда родился и умер Александр Островский, памятные места и даты важных событий его жизни. Цитаты писателя и драматурга, фото и видео.

Годы жизни Александра Островского:

родился 31 марта 1823, умер 2 июня 1886

Эпитафия

«Нет, не остов камня обелисковый
И не склеп и холод гробовой,
Как живого, как родного, близкого,
В наши дни мы чествуем его».
Из стихотворения Виктора Волкова памяти Островского

Биография

Он должен был стать юристом, но всегда по-настоящему грезил только театром. За свою жизнь Островский написал около пятидесяти пьес, которые до сих пор экранизируются и ставятся на сценах театров России и по всему миру. Он оставил после себя не просто литературное наследие, но и создал целую школу актерского мастерства.

Биография Островского началась в Москве, где он родился в образованной и обеспеченной семье. Юношей он получил хорошее образование, закончил духовную семинарию, затем духовную академию, московскую гимназию и университет. Полученная Островским профессия юриста вовсе его не привлекала - скорее, он просто поступал в соответствии с волей отца, которого не хотел расстраивать. Ведь матери будущий писатель лишился еще ребенком. Но любопытный и наблюдательный характер Островского даже в профессии юриста помогал ему находить положительные стороны. Работая в суде, он собрал богатый материал для своего творчества и, наконец, задумался о своей первой комедии. Дебютную свою пьесу он написал в соавторстве с актером Дмитрием Горевым, а спустя еще три года опубликовал свою первую большую работу «Свои люди - сочтемся!». Комедия хоть и имела большой успех, но вызвала негодование среди купцов, они даже отправили жалобу императору, после чего Островский был уволен, арестован, но вскоре освобожден. И все же репутация «неблагонадежного» уже была закреплена за Островским, что нередко создавало ему проблемы.

В 1849 году Островский сошелся с мещанкой Агафьей - такие отношения не могли быть благословлены его отцом, и писатель лишился его материальной поддержки. Он полностью посвятил себя драматургии, и вскоре его пьесы стали каждый сезон появляться на сценах Малого театра в Москве и Александринского — в Петербурге. Островский создал в Москве Артистический кружок, из которого вышла целая плеяда талантливых театральных актеров. Когда Островский занял пост заведующего репертуарной частью, он был очень рад этой должности, так как это позволяло ему продвигать самых лучших и талантливых артистов. К тому времени он уже был женат вторично - его первая жена, с которой они сожительствовали, скончалась после двадцати лет их довольно счастливой и полной теплоты семейной жизни.

До последних дней жизни Островский был полон планов и творческих задумок, но здоровье все сильнее подводило драматурга. Причиной смерти Островского стала стенокардия. Похороны Островского прошли в селе Николо-Бережки, недалеко от его семейного имения Щелыково, в котором и скончался писатель. Могила Островского находится на кладбище церкви Николая Чудотворца.

Линия жизни

31 марта 1823 г. Дата рождения Александра Николаевича Островского.
1840 г. Окончание гимназии, поступление на юридическое отделение Московского университета.
1849 г. Начало сожительства с Агафьей Ивановной (фамилия ее неизвестна).
1850 г. Вступление в кружок писателей журнала «Москвитянин», публикация пьесы «Свои люди - сочтемся!».
1860 г. Публикация пьесы «Гроза».
1862 г. Поездка по Европе.
1863 г. Член-корреспондент Петербургской Академии.
1865 г. Создание Островским Артистического кружка.
1867 г. Смерть Агафьи.
1869 г. Брак с Марией Бахметьевой.
1870 г. Создание Общества русских драматических писателей.
1886 г. Заведующий репертуарной частью московских театров.
2 июня 1886 г. Дата смерти Островского.
5 июня 1886 г. Похороны Островского.

Памятные места

1. Особняк Долгорукова, здание бывшей 1-й Московской гимназии, которую окончил Островский.
2. Московский университет, который окончил Островский.
3. Санкт-Петербургская академия наук, членом-корреспондентом которой был выбран Островский.
4. Памятник Островскому перед Малым театром в Москве.
5. Дом-музей Островского в Замосковоречье, открытый в доме Островского, в котором родился писатель.
6. Музей-заповедник Островского «Щелыково», усадьба Островского, в которой он скончался.
7. Кладбище церкви Николая Чудотворца села Николо-Бережки, где похоронен Островский.

Эпизоды жизни

Островский нередко черпал свои сюжеты из реальной жизни. Так, драматург присутствовал на похоронах Николая Гоголя. После того, как он прошел некоторое время пешком, писатель сел в сани с актрисой Любовью Никулиной и начал с ней душевную беседу. Актриса разоткровенничалась и стала делиться с Островским своими детскими воспоминаниям. Островский внимательно слушал Никулину, а потом вложил ее слова в уста Катерины, героини его «Грозы». Никулина же стала первой исполнительницей роли Катерины. По слухам, Островского и Никулину связывали любовные чувства, но так как у обоих были семьи, отношениям не дано было сложиться.

Много лет Островский прожил с простой девушкой Агафьей, так и не женившись на ней официально. Агафья стала для Островского близким другом и соратницей. Она была хорошо знакома с купеческим бытом, прекрасно исполняла русские народные песни, понимала обычаи и нравы русского народа, поэтому ей приписывают большую долю в сочинениях Островского. Друзья писателя также сохранили о его первой жене только теплые воспоминания.

Несмотря на успех пьес Островского, писатель до конца жизни нуждался в деньгах, очень много работал, из-за чего нередко получал обвинения в том, что он «исписался» или работает исключительно ради денег, что, конечно, было неправдой. Материального достатка Островский достиг только в конце жизни, когда стал получать пенсию и занял должность заведующего репертуарами московских театров. Но к этому времени его здоровье уже было сильно истощено.

Завет

«Умей жить и тогда, когда жизнь становится невыносимой. Сделай ее полезной».

Документальный сюжет «Островский — самый современный драматург»

Соболезнования

«Излишне говорить о заслугах Островского в истории русского драматического искусства. Они уже давно всеми признаны. Но у него есть и другая заслуга пред русской историей вообще: ученому-исследователю нашей прошлой бытовой жизни он дал в своих драмах и комедиях драгоценный и содержательный материал для освещения одной из сторон целого периода именно этой жизни».
Анатолий Кони, юрист, литератор

«Все на свете подвержено переменам - от людских мыслей до покроя платья; не умирает только правда, и какие бы ни являлись новые направления, новые настроения, новые формы в литературе - они не убьют творений Островского, и к этому живописному источнику правды „не зарастет народная тропа“».
Михаил Прович Садовский, актер